С обстоятельствами довелось ознакомиться тут же. Все было, как я и представлял: темный коридор, лестница, огромная спальня с безразмерной кроватью. Балдахин тоже имелся — пыльный, нависающий словно скала.
Знакомое белое платье валялось на полу. Мантилья свесилась со стула.
…На то, что лежало на кровати, смотреть не было сил…
— Извольте видеть, монсеньор. Горло перерезано острым предметом, вдоль грудной клетки и живота — глубокий продольный разрез, глаза отсутствуют, что затрудняет опознание…
— Не надо… Я вижу.
Труп — страшный труп с неузнаваемым, залитым кровью лицом, бесстыдно раскинувший голые ноги на розовом покрывале, меня не интересовал. Той, что позвала меня на ночное свидание, уже не было. «Глаза отсутствуют»! Banditto выкалывают глаза, веря, что в зрачках остается предсмертный отпечаток — лик убийцы. Итак, с трупом — полная ясность, а вот «острый предмет»…
«Острый предмет» оказался тут же. Очень знакомый «предмет»! Широкое лезвие, приметная рукоятка — костяная, с углублениями для пальцев и двумя большими медными заклепками…
«Топоры-ножи-ножницы-сечки! Точу-вострю-полирую!»
А я еще удивлялся, куда исчез точильщик!
— При внешнем осмотре вагины обнаружены признаки неоднократного насилия, о чем свидетельствуют также синяки и ссадины…
…Насиловали тут же — на розовом покрывале. Затем в дело пошел нож…
Ножи-заточки, друзья средь темной ночки!
— Почему вы обратились ко мне?
— Нашли ваш адрес. И еще — вот…
«Вот» — обрывок бумаги, несколько строчек, наскоро набросанных уверенным мужским почерком. «Сегодня, как только стемнеет…» «Стемнеет…» Тот, кто писал, не делал ошибок.
— Сьер Катанья, кому принадлежит этот дом?
— Дом? Раньше он принадлежал мессеру Дзаконне, но потом его продали. Мы еще не выясняли кому, но, кажется, семье Монтечело…
Глоток дрянной виноградной водки пожаром прокатился по телу, но голова оставалась ясной.
«Но если так… Если вы такой… Я вас могу благословить?.. Идите! Идите же, не смотрите на меня!..»
Ее маска пахла духами и клеем. Чем еще может пахнуть маска актрисы?