Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не хотела вам мешать, синьор де Гуаира, но у нас случилась беда…

— Заходите, синьора Франческа.

«Сегодня, как только стимнеет…»

«…Горло перерезано острым предметом, вдоль грудной клетки и живота — глубокий продольный разрез, глаза отсутствуют, что затрудняет…»

Слишком поздно я вспомнил, что призраков, как и ламий, нельзя приглашать переступить порог.

…Подошла, остановилась, сдернула перчатку с руки. Я быстро оглянулся. Зеркало! ОНИ не отражаются!

Зеркала в комнате не было.

— Синьор де Гуаира? — В ее голосе теперь слышалось удивление. — Что с вами, Адам? Что вы себе вообразили?

— Что вы мертвы. — Я глубоко вдохнул, пытаясь поймать непослушный воздух. — Я вообразил, что вы мертвы, Франческа…

* * *

Она слушала, не перебивая и не переспрашивая. Наконец кивнула.

— Клара… Мы называли ее Климена. Вы ее, наверно, не помните.

Климена? Чернявая крикливая девица, вначале в чадре, после — в ярком платье? Та, что громче всех интересовалась моим сценическим прошлым, а затем безуспешно пыталась подсесть ближе?

Она?!

Окровавленный труп под пыльным балдахином…

Она?

Я не всматривался в мертвое, залитое кровью лицо. Зато запомнил руки. А ведь пальцы, тонкие, изломанные последней мукой, — тоже примета.

Рука девушки была затянута в черный шелк. Другая, без перчатки, — спрятана за спину.

— Вы были, так сказать, в ее вкусе, синьор Адам. После той вечеринки она хвасталась, что обязательно узнает вас поближе. Узнала…

— Странно, что вы оплакивали меня, сьер Адам! По-вашему, я из тех, кто вешается на шею первому встречному? Как вы могли даже подумать! Белое платье, между прочим, не мое, оно из реквизита, а такие мантильи носят всюду… Не ожидала! Если я и поцеловала вас в то утро, то вовсе не потому…

Суровый выговор пришлось глотать молча. И действительно, почему я подумал о Коломбине?