Вагаев слабо улыбнулся, похлопал парня по плечу. Он не узнал его, но на секунду мелькнула мысль попросить помощи. Парнишка бы не отказал. Нет, нет, это его ноша, ему с ней справляться.
Уже смеркалось. И без того низкое небо совсем, кажется, надвинулось на землю. Кусты зябко жались друг к другу, будто пытаясь защититься от надвигающегося мрака. Дождевые струи превращались порой в одну ледяную нить, и тогда само время словно переставало существовать, не двигаясь вперед, не возвращаясь вспять, не замирая на месте. Такое чувствуешь иногда во сне: совершаешь движения лишь ты, лишь ты настоящий, а весь остальной мир бесплотен и нереален. И страшнее всего бывает, когда бесплотным и нереальным начинаешь становиться сам. Хочешь проснуться – и…
Дышать безвременьем и неизвестностью было тяжело, даже больно.
Вагаев с трудом отыскал нужный ему дом. Он стоял не в линию с соседними домами, в глубине, а перед ним, верно, когда-то был палисадник, теперь же осталась только большая старая рябина. А про дом Вагаев подумал вдруг, что жить в нем невесело и трудно – такие узкие окна-бойницы, серые толстые стены, и крыша надвинута низко. И снова он вспомнил о тех домах, что снятся его отцу. Надо бы при случае расспросить, какие они…
Тимур открыл разбухшую от влаги калитку, не опасаясь собаки, ему казалось, что хозяин этого дома собаку держать не станет. И верно – будка там была, но она пустовала и, видимо, давно. Вагаев не увидел, скорее, почувствовал, что кто-то следит за ним в окно. И почти тут же распахнулась входная дверь.
Глеб был в старом махровом халате, из-под которого торчали голые мальчишеские ноги.
– Тимур Адамович… Что-то случилось?
Его нити отражали только удивление и ничего более.
«Зря я сюда приехал», – подумал Вагаев.
– Да нет, ничего особенного.
– Вы проходите в дом.
«Точно, зря!»
– У меня только не убрано. Я ж один живу, – оправдывался Глеб, проводя гостя темным коридором. В коридоре пахло затхлостью и мышами. Под ногами перекатывались какие-то банки. Впрочем, в жарко натопленной кухне было относительно чисто. На плите булькала кастрюля.
– Присаживайтесь. Сейчас чайник поставлю.
Вагаев хотел сказать ему, чтобы он не беспокоился, извиниться и уйти, но что-то его удерживало. Глеб суетился, освобождал от хлама табурет у дверей, хотя в кухне было два свободных стула. Вагаев прошел и сел у окна, лицом к дверям. На подоконнике стояли банки с тушенкой. Вагаев взял одну, покрутил в руках.
– Консервами питаешься… Жениться тебе надо.
– Вы меня сватать приехали? – весело спросил Глеб.
– Я бы посватал, – щедро улыбнулся Вагаев. – Да вот невесты-то у нас все разбегаются. У тебя, кажется, что-то горит.
– Невесты? – переспросил Глеб, сноровисто подхватывая кастрюлю. – Это ж вы насчет тех девушек, что самоволкой из клиники ушли? Я, Тимур Адамович, виноват. Я и хозяйке так сказал: виноват.
Теперь он забеспокоился. Но, кто знает, может, он боялся потерять работу? С кастрюли слетела крышка, со звоном покатилась по полу. Вагаев увидел, что кастрюля до краев полна разваренной гречкой.
ebooksa