Марки. Филателистическая повесть. Книга 1

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но зачем? Вы желаете славы для одного себя?

— Затем, — хриплым голосом почти выкрикнул итальянец, — что я почти у цели! Долгие месяцы трудов. Согласования, поиски кредитов в этой чёртовой стране! И вот являетесь вы. Вы не оставили мне другого выбора, кроме как убрать вас с дороги.

Попов покачал головой. Этот человек говорил с такой убежденностью, что ему хотелось верить. Если бы его слова не являлись явной ложью.

— Ничего так не помогает распространению неправды, как вера в неё рассказчика. Ведь вы, господин Маркони, даже слабо представляете себе, как моё устройство работает.

— Разумеется, я не отрицаю, вы более меня сведущи в технических вопросах. — Маркони встал и подошёл вплотную к Попову. — Послушайте, профессор, я, так и быть открою вам глаза. Это дело касается не меня одного, за моей спиною стоят иные люди. Слышали ли вы о «Wireless Telegraph & Signal Company»?

— Нет.

— В отличие от России, военно-морские силы Италии не остаются в стороне. К моему, радиоприёмнику проявили интерес люди самого высокого ранга. Мне будут в ближайшее время выделены деньги. Очень большие деньги. То, что я делаю — коммерческое использование изобретений. Есть изобретатели, а есть те, кто за изобретения готов заплатить. Так вот, найти второе труднее, чем первое.

— Вы продавец чужих изобретений?

— Пусть и чужих, в том нет разницы. Изобретения тогда имеют смысл, когда ими пользуются. Если вы желаете, я могу взять вас в долю. Переходите на мою сторону. Доля в 15000 фунтов стерлингов и право голоса в компании вас устроят?

Маркони встал со своего места и протянул руку.

— Зачем мне капиталы? — отрицательно покачал головой Попов. — Меня в этом вопросе интересует другое: мотивы ваших поступков. Именно за этим я и приехал сюда, а не для того чтобы опозорить кого-то и выставить себя в лучах славы. Кроме юридической и коммерческой сторон этого дела, есть третья сторона.

— Какая же?

— Боюсь, вас она не очень интересует. Нравственная.

Глаза Маркони широко раскрылись, взгляд их впился в противника:

— Какое вы, нарисованный человечек с марки, имеете право говорить это мне? Вы забылись, Попов, мы лишь изображения реальности, отблески. Мы живём среди теней и сами превратились в тени.

— Мы живём в том мире, который сами рисуем себе, — спокойно вымолвил Александр Степанович.

Никто не считал времени. Быть может, прошло минут двадцать, быть может, больше.

Наконец ожидание за закрытой дверью стало невыносимым.

— А если итальянец его того? — показала Рид себе на горло.

Будённый резко рванул ручку двери на себя. Дверь легко поддалась. Вошедшие увидели Попова перед открытым окном. Профессор стоял, уронив голову на грудь, и, казалось, глубоко задумался.