Нахэма

— Ваши слова жестоки, Вальтер! Вы знаете, что я вас страстно люблю и предпочту вашу дружбу более горячей любви, которую мне предложил бы другой человек. Гордость должна бы внушить мне не принимать ваше предложение, такое враждебное и холодное; но любовь сильней гордости, и я хочу удовольствоваться тем, что буду жить вблизи вас, никогда ни на что не жалуясь. Я постараюсь не надоедать вам и буду терпеливо ждать, пока вы не почувствуете ко мне более теплой дружбы. Я понимаю и извиняю ваше горе, так как сама я, в глубине души, оплакиваю печальный конец красивой и доброй Леоноры. Несмотря на все доказательства, собранные против нее, я не могу поверить ее виновности.

Вальтер с удивлением поднял голову. Он никак не думал, чтобы его так сильно любили. Хитрая и ловкая речь молодой девушки задела ее слабую струнку — великодушие. Он был слишком прям и честен, чтобы сомневаться в искренности ее слов. Протянув Филиппине руку, он дружески сказал ей:

— Если вы не боитесь связать вашу молодую жизнь с моей — будьте моей подругой жизни. Я буду честно стараться сделать вашу жизнь как можно легче. Когда Филиппина подала ему руку, он привлек и поцеловал ее в лоб. Молодая девушка почувствовала холодность этой первой ласки, и в сердце ее закипел сильный гнев. Но она хорошо владела собой — и ничем не выдала своих чувств. С притворным выражением счастья и грусти, она опустила голову на грудь Вальтера.

Обручение очень обрадовало Кунигунду и родных Филиппины и возбудило зависть среди матерей и взрослых девушек, мечтавших о богатом рыцаре. В этом отношении Филиппина была вполне удовлетворена. Она не отказывала себе в удовольствии часто приглашать к себе подруг и показывать им тонкие полотна, дорогие материи и кружева, серебряную и хрустальную посуду, которые давались ей в приданое. Но главное удовольствие доставляло ей раскладывать перед жадными и завистливыми глазами посетительниц великолепную шелковую материю с вышитыми по ней серебром птицами, розами и чудную парюру из бриллиантов и жемчуга, присланные ей женихом и которые она должна была надеть в день свадьбы. Взбешенные и завидующие подруги в ответ на это критиковали отношения между обрученными. Они указывали на равнодушие Вальтера, предпочитавшего беседу с пожилыми людьми разговору о любви с Филиппиной. У последней в такие минуты горели щеки, но она, видимо, не смела делать сцен.

Никогда еще так много не говорили о любви Вальтера к Лори Лебелинг и когда еще не сожалели так о ее печальном конце.

Шум, движение и тысяча приготовлений, наполнявшие дома будущих супругов, невыразимо давили Вальтера. Чтобы избавиться от всего этого и, в то же время, уклониться от скучной роли жениха, молодой человек объявил, что он проведет три недели, остающиеся до свадьбы, в одном отдаленном монастыре, аббатом которого был его дядя. Он хотел испросить благословение строгого и почтенного старца, и молитвой и уединением приготовиться к великому таинству.

Это желание показалось таким естественным, что никто не удивился, а Филиппина была даже довольна отъездом жениха, холодная сдержанность которого только злила и компрометировала ее. Итак, Вальтер уехал без всяких препятствий. Он был рад провести последние дни своей свободы в тишине монастыря и на свободе оплакать свое погибшее счастье.

После его отъезда приготовления к свадьбе продолжались еще с большей поспешностью. Все должно было быть готово ко дню возвращения молодого человека. Сначала Кунигунда хотела переехать и отдать весь дом в распоряжение молодых супругов, но Филиппина уговорила ее остаться. Она рассчитывала на влияние матери, чтобы принудить Вальтера быть нежнее с ней. Несмотря на все, она боялась будущего, боялась жизни с мужем, который откровенно объявил ей, что не любит ее и никогда не полюбит. Кунигунда уступила и согласилась занять три хорошеньких комнаты на втором этаже.

* * *

Пока только что описанные события происходили во Фрейбурге, Леонора продолжала жить в странном замке, названия которого она не знала, так же как и настоящего имени его владельца. Имя «мэтр Леонард» она считала за вымышленное прозвище, значение которого заставляло ее дрожать. В долгие дни одиночества она думала о своем положении. Молодая женщина спрашивала себя, действительно ли любит ее ужасный любовник или супруг, или он смотрел на нее, как на временную забаву. Кто он такой? Что он делает днем, когда она его не видит?

Впрочем, она никогда никого не видела, кроме прислуживавшей ей карлицы и Оксората, который со дня вызывания ее отца, относился к ней с едва скрытой ненавистью.

Имея много свободного времени при такой уединенной жизни, на ночном сборище, подобном тому, на каком она присутствовала в день своей свадьбы, она больше не была, Леонора снова начала думать о Вальтере. С болезненной горечью она вспоминала спокойные и чистые часы любви, проведенные с ним. В такие минуты уединенных мечтаний, очарование, какое производил на молодую женщину мэтр Леонард, ослабевало, и ей снова чудился образ Вальтера. Что он теперь делает? Вот уже более десяти месяцев, как она исчезла и ничего не знает о нем. Даже издали она не имела больше случая видеть его.

Наконец, молодая женщина решила расспросить мэтра о своем бывшем женихе. Но всякий раз, как к тому представлялся удобный случай, какой-то смутный страх удерживал ее.

Наконец, однажды за ужином, видя, что мэтр Леонард необыкновенно любезен и находится в отличнейшем расположении духа, Леонора решилась и неожиданно спросила:

— Не знаешь ли ты, где теперь Вальтер? Во Фрейбурге он или уехал в Вену или в свой замок?

— Без сомнения, знаю! Рыцарь де Кюссенберг во Фрейбурге и собирается жениться на дочери советника Шрамменштедта. Если ты желаешь отомстить им, то я дам тебе возможность сделать это. Я обещал тебе и сдержу свое слово, — прибавил он, со злым и насмешливым взглядом.

— Да, я хочу отомстить, но не Вальтеру, которого, по всей вероятности, принуждают жениться, а Филиппине и его презренной матери, которые разбили мою жизнь и толкнули меня в бездну. Если я уже проклята, я хочу, по крайней мере, насладиться местью. Я хочу встать между Вальтером и этой ненавистной девушкой и лишить ее счастья обладать им.

Мэтр Леонард, спокойно разрезавший дичь, улыбнулся своей злой улыбкой, открывшей его белые и острые зубы.

— Неблагодарная! Я спас тебе жизнь, посвятил тебя во все наслаждения любви, а ты еще жалуешься, что погубила свою душу.

Благодаря ежедневным свиданиям с этим странным лицом, Леонора сделалась смелее с ним, а потому и ответила:

— Душа слишком драгоценная вещь, чтобы ее терять, не испытывая даже сожаления. Я же, увы! Отлично знаю, что я проклята, так как я отреклась от всего, чему прежде поклонялась и принадлежу существу, имя которого боюсь произнести. Я даже не знаю, человек он или адский дух.