Николай смотрел на море. Как он любил этот его неповторимый бирюзовый цвет, удивительную прозрачность, шуршание волн на береговой гальке! Когда-то он покинет море, будет жить далеко от него. И будет грустить по нему. Ему не будет хватать его прохлады и голубой разнеженности в жару, спокойного плескания в полный штиль, теплого дыхания в морозные дни, гремучего гнева в шторм. И крики чаек, к которым он так и не привык, которые так надоедают, — господи! — будут сниться ему по ночам. Он будет просыпаться от тех снов с неспокойным сердцебиением.
Как-то Николай попал на лекцию, где говорилось, что вода является хорошим растворителем совсем не потому, что в ней много кислорода, легко вступающего в химические реакции, а потому, что она сохраняет в себе информацию о деструктуризации других веществ. Вода является замечательным носителем программ жизни во всем космосе.
А у человека поступившая информация сохраняется в памяти. Так неужели его никогда не отпустит эта горевая память, которая все заполонила собой? Не хочет он этого! Душа стремится освободиться от тяжелых впечатлений, радоваться, лететь к прекрасному, как было раньше. О, как он хотел бы ничего не знать, стереть в воображении виденные картины, слышанные звуки, забыть слабые, затухающие прикосновенья обессиленных тел.
Вода — носитель информации, памяти… Надо уезжать отсюда! Никогда не возвращаться сюда. Вода Северной бухты еще целые века будет нести записанный в ее толще след трагедии, будет излучать смерть, ужас, вопли, беспомощность. Она, вода Черного моря, пригретая Севастополем в своей гавани, является самым убедительным свидетелем предательства. Только кто прочитает записанные в ней показания?
Да, сначала Николай не хотел возвращаться домой. Вынашивал планы, чтобы остаться в Севастополе. Море дало ему шестой разряд судового электрика. Такие специалисты на дороге не валяются. Девушек красивых вокруг много, город как цветок — чист и бел, на бульварах и проспектах преобладает молодежь, не видно стариков и печальных людей. Чего еще надо для счастья?
Часть 2. Горечь
Так продолжал думать Николай еще до последних дней службы. Все казалось ему, что злое забудется. Оно и в самом деле сначала немного отпустило. Выздоравливанию души, ее успокоению, восстановлению равновесия помогало понимание того, что он исполнил долг до последней капли искренней совести своей, а если бы надо было еще что-то делать — пошел бы и делал.
Сходя на берег в увольнительные, Николай покупал охапку цветов и ехал на кладбище, а там ходил между могилами моряков, читал самодельные эпитафии на дощечках, пронимался печалью — очищающей, возрождающей. Клал по одному цветку возле колышков с дощечками, на которых были написаны имена «новороссийцев», а цветы, что оставались, рассыпал на безымянной могиле. Когда-то это увидела молодая привлекательная женщина, неизвестно откуда взявшаяся рядом.
— Что же ты делаешь, неразумный? — спросила она неодобрительно или испуганно.
— А что? — вздрогнул Николай от неожиданности.
— Зачем по одному цветку кладешь? На кого беду накликаешь?
— А что здесь такого? — он обалдел от непонимания.
— Нельзя непарное количество цветов на мертвого класть.
— Извините, — пролепетал. — Я не знал этого.
— Не приходилось еще погребать? — спросила женщина снисходительнее.
— Не приходилось, — сказал неправду, чтобы отвести от себя обвинение.
— Это такая традиция, — женщина подошла ближе. — Наши «новороссийцы»… Ты тоже из них?
— Нет, я принимал участие в спасательных работах. Но там, — показал в сторону моря, — двое наших осталось.
— Там? — женщина кивнула на братскую могилу.
— Нет, на дне моря.
ebooksa