— Привет, Дулик! Слушай, тут к тебе какие-то иностранцы из Голландии приехали, по поводу гастролей очень хотят поговорить: они у меня вчера в студии весь вечер просидели, все трендели — но я им сказал, что только лично с тобой такие дела у нас делаются; сам не стал…
— Молодец, Стакакки; спасибо…
— Но только видишь, фигня какая: они могут только сейчас, у них самолет через два часа — а у нас как раз перед оркестровой собрание труппы назначено; мы хотели перед премьерой все еще раз обсудить, рассказать; четче задачи очертить… Ты, как: не вырвешься? — и тенор пытливо посмотрел на дирижера.
— Ой, Стаканчик… Если честно — я в таком, знаешь, цейтноте сейчас… Еще голландцы эти — а ведь тоже, упускать нельзя!.. А оркестровая… — все уже вчерне готово; пусть там Полуяичкин или Кошмар промашет…
— Ну, давай я сам тогда собрание проведу! — предложил Драчулос. — Ничего там особо говорить не буду: я не охотник, ты знаешь… Сделаем читку либретто, еще раз оговорим характеры… А оркестровую попозже куда-нибудь перенесем…
— Да, давай, Стакаккушка! — облегченно согласился Бесноватый. — Ты ведь все знаешь, что надо — просто объясни этим шакалам еще раз…
Тут дверь внезапно растворилась, и в кабинет ввалились «голландцы» — двое пьяниц из Берлина, дружки Драчулоса — согласившиеся, в обмен на два ящика пива, предложенных Стакакки, принять участие в «небольшой дружеской мистификации», как объяснил им тенор.
…Мы можем смело вывести это просто на основе собственного жизненного опыта, а кое-кто даже умудрился почерпнуть знание сие из хорошей книги — но так или иначе, даже самый последний на нашей грешной земле человек, злодей иль мракобес, порой просто не может жить в полнейшем нравственном одиночестве, никому не доверяя. И убийцы имеют друзей, и маньяки — как это не прискорбно — жен и внуков.
Что же тогда говорить про чуткую, ранимую, так по-детски раскрытую ко всему талантливому душу великого (каким, вне всяческого сомнения, является Абдулла Урюкович) музыканта?!. О, почему же мы подчас — так бездумно, так беспечно! — доверяемся совсем не тем людям?!. Нет ответа… И вот, извольте: готова драма, друзья мои!..
В то самое время, когда два драчуловских дружка, бесстыдно дурача Абдуллу Урюковича идиотскими рассказами о якобы организуемом ими в Голландии оперном фестивале, кружили голову музыканта неслыханными суммами гонораров, Стакакки держал речь перед солистами оперной труппы, собравшимися на верхней репетиционной сцене.
— Мне приходилось слышать краем уха — и в буфете, и в сауне, но я не буду сейчас называть имен — как будто бы Бесноватый, дескать, раздул свою манию величия до неслыханных размеров; оперу, мол, про себя самого ставит… — Оперный народец притих, ожидая: к чему же он клонит?
— Но многие из вас совершенно не знали о главном, — (Стакакки выдержал подобающую случаю паузу). — Этой постановкой Абдулла Бесноватый… прощается с нашим театром!
Повисло молчание; переспросить никто не решался. Кто-то был в шоке; другие отказывались верить своим ушам.
— Я понимаю: вам трудно в это поверить! — здесь Драчулос несколько возвысил свой голос, — разумеется: лицом к лицу, как говорится, лица не увидать… Но светлый гений Абдуллы Урюковича нужен не только нам: в нем нуждается человечество!.. И потому, — (здесь голос Стакакки вновь опустился до будничных интонаций), — Абдулла Урюкович, номинально оставаясь нашим почетным главным дирижером, уезжает в трехлетнее мировое турне, равных которому в мире по масштабам еще не было! Исполнительным и главным директором по всем организационным вопросам маэстро назначил Позора Залупилова — вашего товарища, которого все вы хорошо знаете… — Драчулос указал рукой на сидевшего рядом Позора, тот встал и, криво улыбнувшись, коряво поклонился собравшимся. — Ну, а артистическим администратором и художественным директором станет, согласно воле маэстро Бесноватого, ваш покорный слуга!.. — и тут уже пришел черед поклониться Драчулосу, что тот и проделал каким-то шутовским манером. — Разумеется, что в наше время это возможно, только если вы — совершенно сознательно и, как говорится, демократично — одобрите наши кандидатуры голосованием, с занесением в протокол… Протоколы здесь есть, и секретаря тоже можем назначить…
Народ безмолвствовал.
— Будут ли вопросы? — со скрытым под разбитной хамоватостью беспокойством поинтересовался Драчулос.
— Э-э-э… Думаю, надо заметить товарищам, что гастрольных поездок у нас вовсе не убавится; планы сверстаны уже на несколько лет вперед, — счел нужным добавить Залупилов. — Кроме того, мы сочли целесообразным ввести принцип ротации, так сказать: если, скажем, в одну поездку поехал баритон А., то в следующую уже обязательно поедет баритон Б, и так далее… — после этих слов в помещении прокатился одобрительный гул.
— Поездки по собственным контрактам тоже никакой проблемой не будут! — громко объявил Драчулос. — И вам не надо будет сдавать в театр никаких процентов, кроме жестко фиксированной платы за услуги международного отдела театра: факсы, визы и все такое… И больше ничего!..
— Без оглядки на министерство культуры, по нашей собственной инициативе, мы решили ввести надбавки за выслугу лет, вне зависимости от разряда тарифной сетки! — уже окрепшим голосом продолжил Залупилов. — Также получено устное согласие городского головы на выделение солистам оперы восьмидесяти дачных участков в разрабатываемом сейчас престижном местечке Кривые Опята…
— Да че там — Стакакки же наш, оперный солист! — вдруг громко заорал Сева Трахеев, выпуская в воздух почти осязаемые потоки перегара. — Если голосовать, то я за Драчулоса! Кто, как не он, знает наши дела и, это… — Трахеев икнул — проблемы?!
ebooksa