Тринадцатый

– Да, правосудие действительно слепо, раз его представляют такие, как вы. Люди и впрямь облегчают нам задачу: скоро и заняться нечем будет – вы все за нас сами сделаете. Можно, как у вас говорится, на пенсию уходить. Тем более, насколько мне известно, пенсия у вас очень не дурна. Но вам все мало, и всегда мало будет. Вы никогда не насытитесь. Зажравшись, вы возомнили себя сверхлюдьми, которым позволено все, поскольку у вас есть власть, есть заветное удостоверение. Впрочем, на деле оно является не более чем обычной бумажкой, но, по странному стечению обстоятельств, именно эта корочка приводит многих в панику и может открыть многие двери. Да я бы провалился под землю, если бы вы перестали пользоваться своим положением после того, как вам прибавят зарплату хоть в сто, хоть в тысячу раз. Нет, вас надо искоренять, как паразитов, как крыс, – Ворон поднялся со стула и наклонился к судье. – Об отпуске на Мальдивах даже не мечтай. Я бы сказал, вообще, не думай об этом.

У Петросянова открылся рот. Он явно не ожидал услышать ничего подобного. Точнее, он уже услышал больше, чем надо, но гораздо меньше, чем мог себе представить.

– Про полковника тоже забудь, о гнилой своей душонке позаботься лучше. Если молитву какую знаешь, можешь начинать читать – авось услышит. Это я тебе по-дружески советую, ибо сказано: «Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами и дети ваши сиротами. Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее, ибо она есть единственный покров у него, она – одеяние тела его: в чем будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд»[12].

Петросянов молча смотрел на странного посетителя и не мог поверить своим ушам. Холодный пот струился по его спине. Собрав все силы, он заорал что есть мочи.

– Это провокация! Я не позволю! Вон из моего кабинета! Не имеете права! Я вас под суд отдам! Никаких доказательств у вас нет!

– Заткнись, урод, людей напугаешь. Прими как должное, – спокойно ответил незнакомец.

– Да как вы смеете! Дежурный!!! – заорал Николай Егорович.

Дверь распахнулась, и в нее вбежал тот самый омоновец, которого судья видел в коридоре.

– Что случилось? – грубым басом спросил охранник.

– Выведите из моего кабинета этого человека и заодно узнайте его данные!

– Кого именно?

– Вот этого подонка! Выкинь его из моего кабинета!

– Как скажете, Николай Егорович. Подонка, значит, подонка! – снова рявкнул омоновец, подошел к Петросянову и, схватив его за шиворот, словно котенка, вышвырнул из собственного кабинета.

Судья шлепнулся на кафельный пол и проехал на пузе несколько метров, собирая пыль дорогим костюмом. Он с трудом поднял вверх свои обезумевшие глаза и тут же увидел перед собой Абрама Фридриховича, которого он совсем недавно встретил в буфете.

– Ай-яй-яй-яй! Что с вами? Что с вами случилось?! Как же это вы так? – заохал московский гость и принялся поднимать Николая Егоровича.

– Так это, я же… Что ж это такое творится? – вставая с пола, бормотал Петросянов.

– Как нехорошо. Ох, как нехорошо. Что ж вы, уважаемый, на ровном месте падаете? Да не пьяны ли вы?

– Так меня, как тряпку… Из собственного кабинета…

Абрам Фридрихович быстро прошел в кабинет и оглядел все углы.

– Но у вас там никого нет.