Голубой лабиринт,

«Ну, конечно».

Он не мог поверить, насколько оказался глуп. Он встал, прошелся взад и вперед, а затем повернулся к Хименесу.

— Марсала был убит в субботу вечером. В какое время музей открывается по воскресеньям?

Хименес покопался в куче бумаг на столе и нашел сложенный путеводитель по музею.

— В одиннадцать часов.

Д"Агоста подошел к одному из терминалов записей камер видеонаблюдения и сел за него. В три часа в планетарии запустили шоу, но он не обратил на это никакого внимания. Лейтенант прокрутил ряд меню на экране терминала, и обратился к длинному списку файлов, а затем выбрал один, который его заинтересовал: видеозапись Большой Ротонды, южный ракурс, одиннадцать часов утра, воскресенье, 13 июня.

На экране появилась знакомая панорама с высоты птичьего полета. Пока Хименес и Конклин подходили к нему сзади, д’Агоста начал проигрывать видео на нормальной скорости, а затем — как только его глаза адаптировались к размытым образам — с двойной скоростью, и, наконец, увеличил ее в четыре раза. Час записи прошел перед ними ускоренным темпом: поток людей, входящих в музей и проходящих через посты безопасности хаотично двигался на маленьком экране слева направо.

Есть! Одинокая фигура, устремилась справа налево, в направлении, противоположном основному потоку, как пловец, борющийся с приливом. Д"Агоста остановил запись с камеры и запомнил метку: одиннадцать тридцать четыре утра. За полчаса до того, как д’Агоста вошел в музей, чтобы открыть дело. Он увеличил фигуру, затем запустил видео еще раз на нормальной скорости. Ошибки быть не могло: лицо, одежда, наглая и медленная походка — это убийца.

— Черт, — пробормотал Конклин над плечом д’Агосты.

— Там есть выход, ведущий в подвал, сразу за альковом Брюхоногих Моллюсков, — объяснил д’Агоста. — Тот подвал представляет собой лабиринт из тоннелей и складских помещений. Видеоохват в том месте, в лучшем случае, будет обрывочным. Он спрятался там на ночь, чтобы дождаться открытия музея на следующее утро, а затем просто смешался с толпой на выходе.

Д‘Агоста откинулся на спинку стула, сидя за терминалом. По крайней мере, они наконец-то нащупали эту особенную потерянную ниточку. Вход и выход убийцы из музея теперь были задокументированы.

Сотовый телефон д’Агосты настойчиво зазвонил. Он вынул его из кармана и взглянул на экран. Там отображался незнакомый номер с кодом региона Южной Калифорнии. Он нажал «ответить».

— Лейтенант д’Агоста слушает.

— Лейтенант? — раздался голос с другого конца страны. — Меня зовут доктор Сэмюэлс. Я патологоанатом из Государственного Департамента Исправительных Учреждений в Индио. Мы проводили вскрытие Джона Доу, совершившего самоубийство недавно, и наткнулись на кое-что интересное. Офицер Спандау подумал, что мне следует вам позвонить.

— Продолжайте, — ответил лейтенант.

Обычно, д’Агоста гордился своим профессионализмом офицера полиции. Он не терял самообладание, держал оружие в кобуре, не использовал ненормативную лексику с гражданскими лицами. Но когда коронер заговорил, д’Агоста забыл свой последний личный принцип.

— Чертов сукин сын, — пробормотал он, по-прежнему прижимая телефон к уху.

41

«Тойота Хайлюкс» повернула за угол и, скрипнув тормозами, остановилась. Охранник, сидевший на заднем сидении, открыл дверь и вышел. Примечательным было то, что теперь его полуавтоматическая винтовка смотрела только в землю и не угрожала пассажиру при каждом удобном случае. Оказавшись на улице и осмотревшись, он подал знак агенту, показывая, что тот может выходить.

Пендергаст с облегчением выбрался из пикапа. Охранник кивнул на здание прямо перед ними. Оно когда-то мало отличалось от остальных близлежащих строений, но теперь это узкое трехэтажное здание больше напоминало сгоревший замок без крыши, его верхний этаж провалился, тяжелые полосы черной копоти пятнали штукатурку над пустующими подоконниками. Обугленные останки входной двери были усеяны несколькими рваными дырами, как если бы спасатели пытались проложить себе путь тараном.