— И меня тогда ничто не удивило в его словах, — неохотно признал Майкл. — Поскольку в течение нескольких месяцев я видел во сне и его, и эту деревню.
Лишь произнеся эти слова, Майкл понял, что так оно и было.
— Что именно тебе снилось? — спросила Сьюзен.
— Я видел, что мир пылает, гибнет в огне.
— Нет, не то. Все было так, будто процесс творения пошел вспять и оттого свет его стал из доброго злым. Майкл покачал головой. Слова не вмещали того глубинного понимания, что вибрировало в нем во время тех снов.
— Но боль была там не худшим. Хуже нее была неестественность, извращенность происходящего. Свет, который убивает, а не спасает.
Он вдруг почувствовал, что Сьюзен держит его за руку. Как давно она взяла ее?
— Я врач, вот только степень доктора медицины — совсем не то, что может убедить человека, что он не сошел с ума и не галлюцинирует.
— Все не так плохо, — сказала Сьюзен. — Я знаю одного человека, который может тебе помочь.
— Мне не нравится это слово — «помочь», — сказал Майкл, обидевшись на ее намек.
Сьюзен покачала головой.
— Нет, он не психиатр. Просто друг. Он помог мне однажды, когда я действительно в этом нуждалась.
— Он здесь? Или в Александрии?
Майкл стал прикидывать в уме, сколько времени он может с чистой совестью позволить себе отсутствовать в медпункте.
— Не угадал. Он в Иерусалиме.
— Неблизкий путь, — без выражения сказал Майкл.
Уже много лет, с тех самых пор, как Израиль и Сирия вступили в войну за Голанские высоты, граница между ними строго охранялась.
Сьюзен широко улыбнулась, почти засмеялась.
— Не беспокойся. Я могу без всякого риска пересечь границу и вернуться обратно. Это займет у нас меньше суток.