Торгаш улыбался.
— Понравились?
— Сколько ж ты хочешь за коняг? — поскреб в затылке Святозар.
Торгаш снял колпак, почесал голову.
— Идем, за чаем договоримся. — Торговец уже торопливо тянул их в дом.
Усаживал на расшитые цветные одеяла, расстеленные на полу.
Зулейка смотрела широко распахнутыми глазами, разливала чай в пиалы и поближе придвигала тарелку с пловом, насыпала боорсаков, в другую пиалу подливала жирной шоорпы.
— Пейте, ешьте, гости дорогие!
— Ты смотри — уж сутки без продыха шагают.
Пара, запряженная в удобный для дальней дороги обоз, тянула его по неровной каменистой дороге. Скорости за весь день не сбавляла, ни воды, ни еды не просила.
— А мне все же не верится. Вот к утру посмотрим, не взбрыкнут ли наши коняги золотые. — Святозар нащупал в кармане мешочек с деньгами, похудевший больше чем наполовину.
— Да ты на морды их посмотри, — не успокаивался Радомир. — По мордам видно — умные!
— Что нам от их ума, до Хлада бы довезли, и ладно.
— Это ты не прав! Коньки денег своих стоят! Вот заводик бы открыть по разводу породы, такие за золотую монету, а может, даже к правительственным дворам. Да что правительственным, стражам твоим, и тем друг и товарищ будет и в службе, и в бою. Святозар кивал сонно и зевал. Повозка неторопливо ехала по высокогорью, отбивая из — под колес камушки. Кони шли спокойно, звуков ночных не пугались. Да и хвала хозяину обоза за предусмотрительность. Едва темнеть начало, как зажгли фонари. Они чуть раскачивались и светили тускло, но все же разгоняли вездесущую тьму и освещали дорогу не только по сторонам, но и перед кибиткой.
— Живы останемся, соорудим тебе завод. Коники и впрямь хорошие. Разводи, тебе радость, Велимиру служба, — потянулся Святозар. — Ты за дорогой следи, я спать пойду, через пару часов разбудишь, сменю. — И полез в широкий кузов. Кивнул шушукающимся Тале с Аглаей, залег у стены на расстеленных на полу одеялах. Через минуту засопел.
Аглая вскользь посмотрела на нугоровского стража и кивнула Тале продолжать беседу.
— А куда мне было деваться? — зашептала знахарка. — Когда бесы на деревню налетели, и солнце не взошло. Как говорила глава, селяне тут же указали, что вы приходили, куда ушли. Они, может, и про Тимира рассказали бы, да не успели. Я ж зверушкой — то оборачивалась редко… Больше из любопытства, а тут… Спасибо бабкиному дару. — Она вздохнула. — Видела, как дома горели… Селяне уж не кричали, все как один мертвы были. Никого не пожалели, ироды… Киллу первую в поля вывели, что сделали — не знаю. Но чую, не жива глава.
Она тяжело вздохнула. Аглая прикрыла глаза. Лицо Игната так и вспоминалось. Когда же он так успел измениться? Тот самый Игнат, что с ней вместе обрабатывал лапу соседского кота, попавшего в мышеловку. Игнат, которому стало плохо при виде крови, и он долго отдыхивался, стоя у окна. Откуда такая жестокость? Или бесовская сущность так изменила? Аглая обняла себя руками и повыше натянула шерстяное одеяло.
Спать в кибитке было тепло. Мягкие кошмы, понизу теплые шкуры и одеяла. В углу несколько корзин с едой, бурдюк с водой и кымызом, рядом сумы с вещами. Радомир прикупил ей на рынке мягкие сапожки взамен оставленных в храме.
Аглая, тяжело вздохнув, уткнулась в одеяло.