Слёзы навий

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не могу. — Тимир лежал, вцепившись руками в подстилку не веря разговору. Всяко ожидал, но то, что так… — Кто я против нее?

— Сможешь, если станешь жрецом, — уточнила Ника.

— Не позволит, — бледными губами прошептал Тимир.

Она смотрела на него. Тимир отворачивался. Нельзя в лицо смотреть. Ей нельзя. Не сейчас. Мощи у него нет противостоять. И откуда только силы такие. Ведь едва жива лежит, а вот же стоит… И как может? Это ведь не она силы давала, а ей!

Он все — таки взглянул. И тут же задохнулся. Не живая.

Живая та, что на повозке, укрываемая Аглаей. А здесь… навья. Черная, с белыми зрачками глаз. На ступени между жизнью и смертью. Что она видит на грани? Будущее? Прошлое? Все, что видит настоящая тьма. И хозяйкой ей может быть только истинная по предназначению ведьма. Темная, сильная, сливающаяся воедино с самой той тьмой.

По коже прошли ледяные мурашки.

Ника смотрит на него, будто прожигая. Видит? Видит.

Но понимает ли, кто она, кем была при жизни? Нет.

— Что ты видишь? — пальцы мнут подстилку, холодеют, взгляд не в силах оторваться от смертного лика.

— Многое… Разве можно начертанное говорить. Негоже…

— Скажи!

— Знать истину право имеет лишь тот, кто в смерть идет добровольно. Или от предназначения отказывается. Ты хочешь знать?

— Нет. — Тимир пытался отвернуться, все еще смотря на нее, чувствуя, как откидывается голова и дыхание становится прерывистым.

— Я дойду до Обители, — слабея с каждым словом. — Я сделаю все…

Она улыбнулась.

Затряслась от судорог соседняя телега. И Тимир точно знал, что на ней начала биться в агонии та, что еще минуту назад была Никой.

Голос Аглаи донесся далеко и затянул в плаче:

— Ника — а!

Остановились обозы, пронесся мимо Радомир на хрипящем гнедом, а следом за ним, понукая коня, раскрасневшаяся, с воспаленными глазами Марья.