— Одна ты у меня отрада, Нейла. Ни ближе, ни родней.
— Уедем, правитель. — Голос нежный, переживающий.
— Народ бросим?
— А ты нужен этому народу?
— Сам свой путь выбирал, самому ношу и нести.
Нейла прижалась сильнее. Глаза ясные, синие, что небо, смотрели с болью и сочувствием.
— Страшно мне, Карах, — запустила пальцы в жесткие темные волосы, кое — где уж посеребренные.
— Так ты баба, вот и страшно, — проговорил слова хоть и грубые, но с нежностью.
Она убрала руку. Резко выпрямилась.
— Не баба, советник. — Нахмурилась.
Он тихо рассмеялся.
— Ну, советник ты — во — вторых, а во — первых, баба, хоть и красивая…
Она поджала полные губы, синие глаза стали пасмурными.
— Приказы будут? — спросила холодно. А лицо напряженное, обиженное.
— Будут, — кивнул он поднимаясь. — Только сначала… — улыбнулся, приблизившись. Рука властно скользнула под плащ, прошлась по тонкой кольчуге, выкованной специально для нее. Давно выкованной последним ведовским кузнецом, оставленной ей по наследству от бабки. Знатная воительница была. И кольчуга хорошая, спасала не раз. Не просто от стрел да мечей защищая, но и от порчи черной, и от много чего темного.
Карах развязал плащ. Кольчуга снималась долго и звякнула, опадая на пол.
— Обязательно носить ее? Все пальцы изранил, пока снимал.
Нейла вывернулась в руках.
— Обязательно, особенно сейчас, — приглушенно.
Карах торопливо развязывал тесемки грубой рубахи, чувствуя, как горячие руки Нейлы скользят по телу, стягивают с него одежду.