Закон Моисея

— Что это? Необходимо ли это зафиксировать?

Шериф указал на то место, где копыто Сакетта ударило меня в лоб. Рана была трехнедельной давности и практически зажила, но из-за того, что моя голова была вдавлена в пыльную землю и гравий, это вызвало раздражение. Так что теперь рана вновь смотрелась покрасневшей, с ободранной кожей.

— Сакетт занервничал, — сказала я, пожимая плечами, не желая пересказывать произошедшее.

Я знала, что шериф был в курсе, кто такой Сакетт.

Шериф слегка ухмыльнулся и указал на шрам на своем лбу.

— Интересно, из-за того же тогда занервничала Тонга или нет. Она хорошо приложилась, чертова лошадь. Никогда нельзя ослаблять бдительность рядом с животными. Как только ты думаешь, что понимаешь их, они делают что-то абсолютно неожиданное.

— Да. И люди такие же, — произнесла я, не подумав.

Но это правда. Сегодня даже больше, чем когда-либо. Я почувствовала, как меня тут же наполняет страх, и я задалась вопросом, как, черт возьми, я смогу уснуть сегодня или вообще когда-нибудь. Шериф сочувствующе кивнул и поднялся, чтобы уйти, но протянул руку и потрепал меня по плечу.

— Я сожалею, Джорджия. Правда. Была ли это шутка, или что-то намного страшнее, я так рад, что ты в порядке. Мы проведем расследование и выясним, знают ли Терренс Андерсон и Хейли Блэвинс что-нибудь на счет этого. У нас есть твои показания и фото. А также показания мистера Райта, конечно же.

Шериф нервно взглянул на Моисея, и я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Все боялись Моисея. И я была просто уверена, что если бы я не была непреклонна в том, что не Моисей связал меня прежде, чем развязать, он был бы подозреваемым номер один. Просто он выглядел как виновный.

Шериф шагнул к кухонной двери.

— Я рад, что это последний вечер родео. Люди немножко сходят с ума на нем. Будем надеяться, что жизнь в городе немного поутихнет, и мы выясним, что произошло. Будем на связи.

С этими словами шериф Доусон открыл дверь и вышел в предрассветную мглу раннего утра, а мы все сидели, уставившись на стол, каждый погруженный в свои мысли, слишком уставший, чтобы шевелиться прямо сейчас.

— Что ж, — вздохнула Кейтлин Райт, — шериф Доусон — славный мальчик.

Ему было почти сорок, но очевидно, для того, кому уже восемьдесят, он почти мальчишка.

— Моисей, он и твоя мама раньше встречались. Он был влюблен в нее. Я думала, что, может, она вернется в Леван и выйдет за него. Он старался, ухаживал и приходил к ней снова и снова. Видит Бог, это так. Но было уже слишком поздно, я полагаю.

Миссис Райт похлопала Моисея по щеке и встала из-за стола. Его лицо стало непроницаемым из-за упоминания о матери, и я задалась вопросом, как часто кто-либо говорит о ней. У меня было ощущение, что Моисей уж точно никогда.

Мои родители тоже встали, но Моисей, что удивительно, смотрел на меня. Мы двое были единственными, кто продолжал сидеть, на минуту оставшись без наблюдения взрослых.

— Ты хотела, чтобы я разрисовал твою комнату. И раз уж я здесь, то мог бы взглянуть.

Моя мама сразу же включилась в наш разговор.