— Э… хорошо. Извините, если я…
— О, нет-нет! Что вы! Мы бы и сами вам позвонили, но неправильно записали ваш номер. Мы порой видим, как вы проезжаете мимо нашего дома — то есть мимо вашего прежнего, — и подумали, что возможность сказать представится. Видите ли, в доме осталось кое-что ваше, то, о чем вы, скорее всего, не знаете.
«То, о чем вы, скорее всего, не знаете». Воспитанно-вежливый тон миссис Эдрик наводит на мысль, что они на такую встречу надеялись, репетировали ее. Теперь вдова видит, что под улыбкой этой женщины скрывается какая-то стальная непоколебимость.
«В доме осталось кое-что ваше». Серьезное заявление. Ее охватывает дурное предчувствие и вместе с тем надежда.
— По крайней мере, Брианна, мы думаем, что вещи принадлежат либо вам, либо вашему покойному супругу. Там пара коробок…
Мистер Эдрик объясняет, что недавно к ним приходил ремонтник чинить отопление, и он нашел в лазе коробки, заклеенные черной изолентой. Похоже, они пролежали там немало времени.
Лаз… Какое странное слово, подумала она. Муж хранил в подвале, в «лазе», вещи, которые не хотел выбрасывать, хоть и думал, что они вряд ли понадобятся: старые рецепты, чеки, налоговые декларации, истекшие гарантии и прочие бумаги, запакованные по коробкам. Сам лаз она никогда не видела, только вход в него — отверстие высотой с метр в сырой стене подвала. Муж залезал через него внутрь и оставлял коробки, но ее саму никогда не тянуло исследовать этот темный туннель в стене.
«Зачем вообще в доме лаз?» — как-то спросила она, и муж ответил, что собирался использовать его как дополнительную кладовку, а еще лаз нужен рабочим, чтобы добираться в труднодоступные места подвала — к электрике, например.
Миссис Эдрик с приятной улыбкой ведет Брианну на кухню.
Брианна видит, что кухня, ее бывшая кухня, одновременно выглядит знакомой и совершенно чужой. Новые жильцы что, перекрасили стены? И потолок больше не белый, а гнетуще-бежевый. Половую Плитку густых красно-бурых тонов на полу заменил назойливый и неприглядный водоворот крошечных цветных точек. Стена из сервантов исчезла.
— Вот, держите! — Миссис Эдрик вручает ей грязную обувную коробку, перетянутую черной изолентой. — Ремонтник принес эту коробку наверх. Она самая маленькая. Но, по его словам, там есть еще штуки две-три побольше. Мы хотели с вами связаться… надеемся, в коробках не лежит ничего слишком важного.
«Хамит, что ли?» — думает Брианна.
Хотя нет, очевидно, нет. Никакого преднамеренного хамства.
— Да… в смысле нет, — поспешно говорит она. — Наверняка в коробках ничего важного. — Ее голос звучит неуверенно, взгляд устремлен на коробку, источающую ауру неуловимой угрозы.
Что Джед мог хранить в коробках такого размера? Ничего необычного, конечно. Финансовые записи? Корешки квитанций? Письма?
Да, но что же это за письма, если их прячут в лаз?
До чего сложно перевязана обувная коробка! Брианна вспоминает, как тщательно, даже чересчур тщательно ее муж запаковывал почтовые посылки. Не спешил, словно наслаждался простой методичной операцией — заклеиванием наглухо.
Ее веки трепещут. Внезапное видение, будто кадр из сюрреалистического фильма… человеческое лицо, маленькое, возможно, детское, глаза и рот заклеены черной изолентой.
«Так лучше. Не задавай вопросов».
На коробке сильно выцветшая наклейка, печатные буквы характерным почерком мужа: 12 февраля 2009 года. И на этом все. У него была ручка «Паркер», солидная, старая. Пережиток другой эпохи, еще отцовская или дедовская, из тех, что заправляются жидкими чернилами.