Иногда она ненавидит мистера Твека так же яростно, как ненавидит
Под угрозой насилия она сумеет крепко сжать ножницы в руке. Она уверена, что сумеет. Она печатает на машинке с пятнадцати лет, и ее пальцы стали не только сильными, но и уверенными.
Конечно, она понимает: мужчина сильнее. Он запросто сможет отобрать у нее ножницы. Если сообразит, что она собирается сделать. До того, как острые кончики ножниц вонзятся в него.
Надо бить быстро и надо бить в горло.
В сонную артерию. Она знает куда.
Не в сердце. Она не уверена, где именно располагается сердце. К тому же сердце защищают ребра. Он сам крупный и грузный — слишком много жира. Она вряд ли сумеет пронзить ему сердце одним ударом.
Даже со спины, где не такой толстый слой жира. Ей все равно страшно. Ей представляется кошмарная картина: ножницы торчат у него из спины. Вошли недостаточно глубоко, чтобы убить. Просто поранили. Кровь хлещет фонтаном. Он машет руками, кричит от боли и ярости…
Поэтому в шею. В горло.
Горло одинаково уязвимо у мужчин и у женщин.
Когда острые кончики ножниц пронзят его кожу, пробьют артерию, пути назад уже не будет. Для них обоих.
Одиннадцать утра.
Легкий стук в дверь.
Ключ поворачивается в замке. А потом…
Он захлопнет за собой дверь. Приблизится к ней.
Будет смотреть на нее. Его глаза, как муравьи, бегущие по ее (обнаженному) телу.
Это как сцена из фильма: вожделение на лице у мужчины. Голодный блеск глаз, ненасытный.
(Заговорить с ним или промолчать? Ей часто кажется, что в такие мгновения, когда он полностью погружен в то, что видит, он даже не воспринимает ее слова.)
(Наверное, и вправду лучше промолчать. Чтобы он не поморщился, услышав гнусавый акцент жительницы Нью-Джерси, чтобы не шикнул на нее:
Прошлой зимой после той жуткой ссоры она попыталась забаррикадироваться в квартире. Подтащила к двери тяжелое кресло, но
Глупо и бесполезно пытаться не пустить его в дом.