— Буддисты?
— Не совсем, но для европейца отличия столь незначительны, что проще сказать — да, буддисты.
— Доктор, а сами вы откуда? Вы очень хорошо говорите по-английски.
— О, название этой далекой гималайской провинции вряд ли вам что-то скажет. Если очень кратко, то это кусочек земли к югу от Таджикистана, востоку от Афганистана, к западу от Китая. Спорная территория между Индией и Пакистаном. Мы с родителями уехали, когда мне было четыре, так что знаю я об этом месте не больше вашего.
Он уселся в кресло, достал деревянные чётки и начал их перебирать в процессе разговора. Меня это, почему-то, очень раздражало, но я промолчал.
— Вокруг вас были — сплошные «станы», так можно резюмировать. И Кырзахстан там же?
— Да… Пожалуй что «станы».
— Так там кругом муслимы, получается? Извините, мусульмане?
— В основном да, — Сингари посмотрел на меня как-то весело. — А почему вас это заинтересовало?
— Всё-таки вы — мой врач.
— Процентов восемьдесят жителей — мусульмане. Есть ещё индуисты. Много тибетских беженцев.
— А вы? Извините, если вопрос нескромен…
— Нет, от чего же… Моя семья придерживается традиционных тибетских верований.
— Ясно, ясно, — покачал головой я, изображая добродушный интерес. — Доктор, а можно вас попросить кое о чём?
— Всё, что в моих силах. Всё, что вам не повредит, как моему пациенту.
— Там в прихожке сумка валяется, с надписью «Нирвана». Принесите её, пожалуйста.
— А, вот почему вы меня про мою веру расспрашивали? Вы буддист?
— Не, «Нирвана» — это группа такая. Курт Кобейн, слыхали?
Сингари отрицательно покачал головой.
— А зачем вам сумка? Что в ней?