Старшинов отступил на шаг:
— Е… Евдокия…
Дыхания ему не хватило. Звуки имени упали на пол и рассыпались вместе с непрозвучавшими «как? почему?». Женщина придвинулась. Волоски над верхней губой встали торчком. Сморщенный подбородок дрогнул. Зрачки резко сузились…
Участковый рефлекторно отшатнулся, закрываясь рукой. Нож ударил его в предплечье, царапнул по кости. Он почувствовал скребущий звук. Нога зацепилась за край ковра. Старшинов упал, Кашеврина выпустила рукоять, чтобы не упасть самой. Боль рвала руку, пистолет он не выронил, но и выстрелить сейчас не смог бы: пальцы онемели. Он ударил ногой, маховым движением, подсекая нападавшую. Кашеврина рухнула. Лелик заревел. Старшинов перехватил «макарова» левой рукой, вскинул…
Он нажал на спусковой крючок дважды.
Лелика отбросило, смяло, словно тряпичную куклу. Он уцепился за край стола и тяжело повалился, волоча за собою скатерть. Свеча опрокинулась, поехала следом за тканью, но не погасла. Она не погасла и после того, как, свалившись на тело Кашеврина, соскользнула на пол. Ее не накрыло складками. Крохотный огонек трепетал, извиваясь. Шевелящиеся тени прянули из углов, словно хотели погасить последний источник света. Справа от Старшинова зашевелилось.
Он сел, тяжело дыша. Нож торчал из предплечья. Пусть, не до него. Морщась от боли, он толкал тело каблуками, отползая на заднице, пока не уперся в стену спиной. Темнота завыла голосом Кашевриной. Пламя свечи облизало ближайшие кисти на скатерти. Повалил дым, занялось. Пятно света выхватило из темноты фигуру на стуле. Тело дергалось, стул качался…
— Сейчас, — забормотал Старшинов, не слыша себя. — Сейчас, сейчас…
Он пытался подняться на ослабевших ногах и разглядеть в неверном свете сумасшедшую старуху в том месте, где ворочалась куча тряпья. Адреналин гудел в его крови, словно пламя в печке.
— Сейчас, — повторил он и поднялся, опираясь на содрогающуюся стену.
Тяжкий удар вновь сотряс здание. Ноги подогнулись, участковый съехал на пол. Пыль смешалась с дымом, запорошила глаза. Старшинов закашлялся. Он отчаянно моргал, закрывая рот и нос рукавом. В дымной пелене отчетливо хрустнуло. Участковый снова поднялся, всматриваясь…
Рука с пистолетом упала вдоль тела.
Налитыми кровью глазами Ветрова смотрела прямо на него. Ее исполосованное тело было все так же прикручено к стулу и обращено к Старшинову спиной, но голова…
Челюсти шевелись, словно пережевывали веревку, рассекавшую лицо ножевой раной. Багрово-зеленые тени скользили по синюшным, отекшим щекам, лбу, глубоким, перекрученным складкам на шее. Что-то выпирало в сторону, словно кадык. Только…
Веревка лопнула. Шея Ветровой задергалась. Изо рта вывалился комок толстых, словно макароны, зеленых нитей и вяло распался. Челюсти женщины вновь задвигались.
— Пх’нглуи мглв’н…
Тело дернулось, звуки оборвались. В них невозможно было узнать голос Ветровой. Трещало пламя. Его языки лизали ножку стола. Под ногами Старшинова ползла к горящему телу сына Кашеврина. И выла. Запах гнилого озера и паленого мяса усилился. От дыма и вони участкового тошнило, но он не мог оторвать взгляда от того, что когда-то было человеческим лицом.
«Помоги мне?»
Зеленые нити на подбородке Ветровой зашевелись, приподнялись в воздух, потом задергались, совсем как макаронины во рту Каши.
— Пх’нглуи мглв’нафх…
ebooksa