За коридорным поворотом у стены скорчился молоденький матрос, обеими руками пытаясь удержать внутренности, вывалившиеся из распоротого живота.
Саша всхлипнула:
— Он мне обед сегодня приносил…
Андрей потянул ее прочь.
До каюты добрались, миновав приколотую пожарным багром к переборке ресторанную официантку.
— Он поет вам песню смерти из-под воды, — хрипло сказала Саша. — От нее ум вибрирует. Есть ли у вас тут батюшка? Мне бы исповедоваться, причаститься…
Андрей втолкнул ее в свою каюту:
— Нет здесь священников, Саша. Жди. Я мигом.
Метнулся по коридору к каюте Ингрид, забил кулаками в дверь.
— Андреас, дорогой, — запричитала насмерть перепуганная журналистка. — Спасибо, что пришел. Господи, что творится!
Андрей схватил ее за плечи, встряхнул.
— Где твое барахло? Ну?! Шмотки где? Шуба, комбинезон, унты.
Ингрид в страхе попятилась, губы у нее задрожали.
Андрей вернулся в каюту бегом, с охапкой женской одежды в руках.
— Саша, одевайся. Скорее!
Он помог девушке стянуть больничный халат, белья на ней не было. Наготой ломануло по глазам, от нахлынувшего желания Андрей скрежетнул зубами, и в этот миг снаружи заколотили в дверь.
— Гаевский, открывай. Открывай, слышишь? Свои.
Ощерившись, Андрей метнулся к дверям, рванул на себя ручку. В проеме с «макаровым» в руке стоял Шерстобитов.
— Тварь у тебя?
Андрей подобрался.