(Но размера Цереры некоторые достигали, и сейчас их имена вполне себе на слуху где-нибудь в провинциальных инди-сообществах, а некоторые даже и на национального уровня площадках. Да, кстати, если кто не знает: Церера — это такой офигенно большой безвоздушный камень, что болтается между Марсом и Юпитером. Видите, спецкурс по астрономии я неплохо усвоил. Это было ещё тогда, когда я учился в частной школе в Новом Корнуолле).
Короче, тусовка наша распалась и растеклась по стране. Да, кое-кто остался и в Сиэтле, и даже в Абердине. Такому, например, как Джейк Пустое Дерево… такому кроме Абердина вообще нигде не место. Он бы зачах в какой-нибудь Калифорнии или, не дай бог, Оклахоме. А возможно, он просто очень быстро заполнил бы свою восхитительную пустоту какой-нибудь редчайшей дрянью, из тех, что похуже героина или амфетоминов. Сидел бы в третьеразредном баре и за дозу запиливал старину Хендрикса. А что, думаете, он не смог бы? Ещё лучше самого Джимми смог бы, пусть земля ему будет пуховой периной, с парой девочек на этой перине. Запиливал бы, а потом в какой-нибудь особо паршивый вечер завалил пару тупых уродов в баре, каких-нибудь водителей грузовиков. Из тех, что приходят туда только на голых бабёнок попялиться. Их вальнул бы, а потом и себе, как Курт, засадил бы крупнокалиберным патроном. Потому что всё это дребедень лохматая, и нечего тут.
В девяносто четвертом мы все задумались: а что дальше? Я понимаю — музыканты. У них концертики, гастроли. Сформировался даже целый бренд музыки из Сиэтла. Пять аккордов с фузом, выпущенная клетчатая рубашка, а сверху еще одна, поменьше. Уже неплохо, а иногда нужна ещё пронзительная нота хрипловатым голосом, как бы с надрывом. Вот тебе и здравый гранж. Тем более, что и SONIC YOUTH наших сиэтловских до конца так и не бросали. Как Курта они на большую сцену вытянули, так и еще пару-тройку хороших команд постоянно крышевали. Это сейчас при названии SONIC YOUTH молодняк только лицо покривит, да ещё подумает при этом: это что, группа бой-скаутов, которым покровительствует губернатор? А тогда совместный гастрольный тур с ними означал счастливый билет на самолёт в будущее.
Вы не поверите, но я недавно смотрел видеозапись, где Ким Гордон плачет: на их большой концерт в какой-то стране НИКТО не пришёл. Никто, понимаете? А как по-моему, Ким Гордон — такая красивая девка, что просто туши свет. Как можно не прийти на её концерт? Это просто глупость и свинство.
После того, как Курт себе в рот пулю из ружья отправил, мы с Сесилией были в крутых раздумьях: что нам делать дальше и куда податься. Мне было двадцать три, а жёнушке моей и того меньше: двадцать два. А тут и подвалило это наследство: тётка померла. Я думал, она мне старинный ночной горшок подарит. «Настоящая эпоха Мин, особая технология глазурирования, утраченная после манчжурского завоевания», этим всё и обойдётся. Но в завещании она черным по белому написала: отдать, мол, всё движимое и недвижимое, моему родному и нелюбимому ничуть племяннику.
Я поехал в Плимут «вступать в наследство», а Сесиль тусовалась пока в Сиэтле. В Плимуте я имел пару неприятных бесед с дядей Инеком, но дело того стоило: у тетки остался нехилый домишко, хоть и старый как большой термитник. Дядя, помню, вспылил: мы тебе уже год назад писали, что тётя безнадежна, а ты даже не ответил. И звонки игнорировал. А вот как деньги — так и приехал сразу. Но я ведь не со зла игнорировал. Просто я тётю Эмили с детства терпеть не мог. Это ведь просто какой-то сухарь в юбке! А во рту — кленовый сироп: откроет свой рот, и давай тебя поливать: Иисус то, Иисус сё.
Как пел Курт, «Иисус, а ведь ты не за меня умер».
2
В домишке у тётки — куча барахла разного, вроде картин «американского барокко» (не помню точно, что это значит) и даже смешного столового серебра. Всю эту хрень я решил побыстрее продать, а домиком пока попользоваться. Интересно ведь пожить в фильме ужасов. Ну вот, как всё уладил — так и вызвал Сесиль в Плимут, Массачусетс.
Про Плимут что вам рассказывать? «Мэйфлауэр», первые поселенцы, здесь ковался характер колонистов, будущих американцев, бла-бла-бла. Если вы учились в нормальной американской школе — вам это всё в башку и без меня вбили. На самом деле первые колонисты приплыли намного южнее и намного раньше, но кого это волнует после того, как Юг проиграл свою войну? Вся эта херня насчёт переписывания американской истории хорошо описана в одной книжке парня по имени Дик Брайен. Обязательно почитайте. Он, хоть и фашист — но умный.
Живут у нас почти сплошь белые, и всегда так было, но против рабства мы выступили одними из первых. Так нам рассказывал престарелый учитель истории, мистер Бэйкер. Жалкий такой стручок, безобидный. Очень любил эту свою историю — а мы его обижали, особенно мальчики из семей побогаче. Нет, не все мы его обижали, но я в их числе был. Мы даже фокус с ним устроили почти такой, как в фильме про Тома Сойера. Не буду рассказывать про этот фокус, потому что он от оригинальной версии отличался в более непристойную сторону. Промолчу, а то вы ещё подумаете про меня, что я извращенец какой.
Сам я до улаживания всех дел жил в мотеле. У нас тут куча гостиниц и мотелей на любой вкус, даже для реднеков, ведь место-то очень туристическое! Вот в таком реднековском местечке я и жил, потому как оно дешевле. Наш семейный адвокат, мистер Торсон, всё устроил наилучшим образом. И вот, второго февраля тысяча девятьсот девяносто пятого я въехал в это «кладбище домашних животных», то есть тёткин каменный двухэтажный дом.
Во-первых, там и вправду была пара чучел: облезлый кабанчик, а еще — набитая соломой сова, у которой во время звонка зажигались красным светом глаза.
Во-вторых, это и по всей сути своей было кладбище. Вся мебель была затянута старинными чехлами, я такое только в старых фильмах видел. Эти чехлы столько пыли собирают, просто ужас! Я спросил у мистера Торсона, можно ли за них выручить какие-то деньги ввиду их старины? Он сказал, что нет, и я стащил чехлы на задний двор. Они, кстати, оказались ужасно тяжёлыми.
Дом тётки — очень уединенный, с дороги не видно. Весь зарос ильмами и яблонями. И всего через сотню ярдов — море. Хотя моря ты в окна сроду не увидишь, а увидишь ты только эти дурацкие ильмы. Что же удивительного, что приморская наша улочка так и называлась уже лет двести — Ильмовая? И не надо видеть тут никаких параллелей с известным ужастиком. В каждом окрестном городке есть улица с таким названием, готов на что угодно поспорить.
Плимут город хоть и старый-старый, но совсем не большой, всего полсотни тысяч. Так что здесь ты всегда на виду. Особенно — если происходишь из такой фамилии, как Банкфорты. Те, кто учился где-нибудь в Гарварде или Вест-Пойнте, наверняка понимают, о чём я говорю. Не раз они матерились, потея над старательно составленными «банкфортскими» учебниками по истории США. Вот этот самый Банкфорт — кто-то вроде двоюродного прадедушки моего отца. Отец того Банкфорта, проповедник, тоже был весьма славен. Так что и поныне семейство наше считается в городе одним из самых уважаемых. Я происхожу из побочной, ничем не прославленной ветви этого прославленного рода. Но всё ровно, в глазах городских куриц, а также и моих родных, я отщепенец, белая ворона, недостойная своей черной стаи. А всё потому, что «репутацию Банкфортов и Уэйнов надо поддерживать не смотря ни на что». Школу кое-как закончил, да и то, какую? Вовсе не ту, что все Банкрофты и Уэйны заканчивали, а вполне себе обычную муниципальную, где учеников учат на химии в основном тому, как не закапать слюной или кетчупом учебник.
А с другой стороны — никто тебя не потревожит, если сильно не нарываться. Живешь себе скрытый за ильмами — и всё. По крайней мере, в тёткином райончике так и было.
Несколько лет назад, когда отец умер, дядя Инек Уэйн пришёл для «серьезного разговора», как они это называют.
— Джордж, дорогой мой Джордж!
Представляете, он даже голос возвысил в точности так, как в церкви, когда хотят обличить грешницу. Хотя сам в церкви и не выступал сроду, но, наверное, это у него просто врожденный талант… Я, говорит, теперь тебе вместо отца в некотором смысле. Тебе надо задуматься о продолжении дела предков… Ну, вы понимаете. А я уже тогда всерьёз намерился двинуть в Сиэтл. Не знаю, почему именно Сиэтл. Не только из-за музыки. Музыки и в Нью-Йорке навалом, больше чем где-нибудь. Мне просто захотелось переместиться на противоположную сторону континента от всего этого семейства Банкфортов, и от семейства Уэйнов. А еще на живых тлинкитов очень хотелось посмотреть. С перьями и с копьями. Как они на лосося охотятся и потлач потом устраивают.
ebooksa