И здесь была подпись: «Нугут-Йуг, жрец Ноденса».
Имя Нугут-Йуг не было неведомым мне, поскольку его владелец и я вместе учили магию в секретном институте Хезетхуба, главного колдуна Нарата, в разрушенных катакомбах под этим городом. Но Нугут-Йуг был послан в нижние катакомбы по секретному поручению, и из этого путешествия он так и не вернулся! А Ноденс, как известно всем людям, Владыка Великой Бездны. Но более загадочная ссылка Нугут-Йуга была на ползающий хаос Ньярлатотепа и означала, что приближается гибель мира. Здесь действительно были загадки, и я с нетерпением читал дальше в поисках их решений.
Но все, что осталось, — это длинный постскриптум, набор подробных указаний о том, как найти Храм Ноденса или, возможно, дом Нугут-Йуга в вечной темноте Великой Бездны. Это было на случай непредвиденных обстоятельств, предусмотренных автором, таких как произошло, когда я прогнал своего предполагаемого коня — неосмотрительно брошенным подсвечником.
Об этикете, который соблюдают маги, я ничего не говорю. Я поймал двадцать светлячков и заключил их в темный фонарь: ведь свет, конечно же, был необходим, и хотя даже самый слабый отсвет мог выдать меня плохим тварям с глазами, по крайней мере, запах горячего металла не должен был привлечь ко мне еще худших тварей, не имеющих глаз. И «Четвертую Таинственную Книгу Хсана», этот бесподобный сборник заклинаний для вызова и уничтожения всех видов демонов, я завернул в непромокаемый плащ. Мера высушенных абрикосов, завязанная в платке, железная бутылка с чистой родниковой водой с добавлением бренди, и письмо Нугут-Йуга, которое будет моим гидом: вот и все мое снаряжение.
Затем я повернул ключ в замке наружной двери — изнутри. Вернувшись в кабинет, я убрал мебель в одну сторону комнаты и откинул ковер с пола из широких плит. Один из этих камней был отмечен знаком Киш, как и говорил Нугут-Йуг. Подняв этот камень, я обнаружил квадратное отверстие, непроходимая тьма которого, если Нугут-Йуг написал верно, была единой с мраком Великой Бездны, и в которую убегал крепкий шелковый шнур. Я погрузился в эту темноту, как в чернильную ванну, и вверил свою душу Старшим, и соскользнул вниз по шелковому шнуру.
Когда я опустился на обожженном склоне над долиной Пнот, яркое отверстие надо мной было размером не больше звезды, и я подумал, что в Великую Бездну больше путей, чем из нее. Затем я зашагал вниз сквозь слепую тьму, выбрав направление по описанию из светящегося постскриптума Нугут-Йуга. Но я не достал свой фонарь: есть твари, которых люди не должны видеть, и большинство из них обитают в долине Пнот.
Выжженный склон был гладким и пологим, и я спустился без каких-либо проблем. Но однажды я наступил на что-то круглое и твердое, что оказалось у меня под ногой, и упал на колени. Мои пальцы натолкнулись на пустые орбиты человеческого черепа; призрачные лучи моего фонаря обнажили полностью сочлененный человеческий скелет, лежащий у моих ног. Мой грубый шаг повернул череп лицом вверх. Как он попал сюда, владелец этих костей? Одна скелетная рука обнимала маленького идола из прокаженного камня, антропоморфного кумира с бородой из щупалец. Я не терял времени на пустые предположения; я оставил их лежать на том месте и продолжил свой путь.
Затем шлаковый склон побежал вниз, чтобы перейти в покрытую золой равнину, и первый этап моего путешествия был позади меня. Но мне еще предстояло пересечь саму невыразимую долину Пнот, перспектива, которая так же тяжело отразилась на моей душе, как непроглядная тьма на моих ноющих глазных яблоках. Ибо в долине Пнот все могло случиться; и знать это — значит ничего не знать заранее; а против неведомого нет иной защиты, кроме бегства.
Я шел, пока не устал, и спал, пока не отдохнул: так я разделил бесконечную ночь на дни. И всегда, прежде чем лечь, я повторял определенную формулу из «Четвертой Таинственной Книги Хсана», чтобы охранить себя, пока сплю. Я не знаю, было ли это из-за этой формулы или своеобразная удача, но ничто неприятное не мешало моему отдыху. Я завтракал, а когда и обедал, лишь двумя сухими абрикосами и глотком воды.
Утро первого дня расстелило у меня под ногами ковер из костей в несколько слоев, которые гремели при каждом моем шаге. Мой фонарь показал, что это были в основном человеческие кости, а некоторые — кости крыс и слонов. Путь становился все круче, когда сложенные кости сдвигались подо мной; я мучительно преодолел последний участок склона, передвигаясь на руках и коленях. Но когда я достиг вершины горы костей, я обнаружил, что противоположный уклон был еще круче. Таким образом, я начал медленно двигаться по краю того, что было похоже на ободок воронки в несколько миль в поперечнике, воронки, которая так походила на яму муравьиного льва.
Подойдя к дальнему краю воронки костей, я невольно столкнул один из черепов в яму, где услышал, как его мрачный стук исчез в удивительной тишине невероятных глубин. А потом я услышал нечто похожее на эхо, отскакивающее от стен воронки. Но этот звук был слишком громким и слишком нерегулярным для повторения, чтобы быть эхо. И тогда я осознал ужасную истину, которая заставила меня подняться на страшную лавину и в один миг скатиться на ней по потрясающему склону, остановившись потрепанным и потрясенным на краю зольной равнины: череп потревожил муравьиного льва, и муравьиный лев выползал!
Это произошло в черный полдень следующего дня — появился странный шепот. Сначала что-то прошептало несколько слов передо мной, а затем что-то прошептало еще несколько слов позади, а затем ужасный приглушенный смех раздался со всех сторон. Я быстро достал свой фонарь, полагая, что дети тьмы должны быть сбиты с толку внезапным появлением света среди них. И я, должно быть, правильно рассуждал, потому что шепот быстро стих.
Не было никаких признаков шептуна, к которому ужасный смех в какой-то мере подготовил меня. Но что могло подготовить меня к зрелищу, которое предстало моим изумленным глазам, когда, думая, что я все еще на выжженной равнине, я оказался в узком проходе между бесконечными стенами, которые поднимались выше, чем мог достать мой свет? Эти стены были покрыты странными выпячиваниями, схожими с анатомическими чертами человека, с коленями, локтями и головами, потому что они были полностью сложены из сломанных скульптур. И в них не было надлежащих дверей и окон, а только высокие, круглые проемы шириной с человеческий торс.
Шепот возобновился за чертой света моего фонаря, отступая передо мной, когда я продвигался по узкому пути, но прижимаясь вплотную и не оставляя следов на покрытом пеплом пути. И так продолжалось до конца того дня, потому что я не смел ложиться спать, пока город и шепоты не остались позади меня.
Вечер третьего дня привел меня к самому порогу тихого дома Нугут-Йуга. Свет изливался из открытого дверного проема, отбрасывая мою тень далеко через выжженную равнину, по которой я прошел, и поднимался, как туман, вверх по черному фасаду циклопической каменной кладки без окон, на высокую крышу, где семь горгулий сидели в ряд. Черные, как стена, которая поддерживала их, почти такие же черные, как и темнота, которая окружала их, этих горгулий было нелегко рассмотреть; они могли быть похожими на людей, худыми и крылатыми как летучие мыши. Но их выжидательные позы было настолько живыми, что я почти услышал, как стучат их перепончатые крылья.
Двойные двери из зеленой бронзы в стене были открыты и изображали в горельефе первозданную аллегорию Ноденса, Повелителя Великой Бездны: антропоморфного бога с бородой щупалец, охотящегося на крылатых спрутов с трезубцем, восседая на троне из раковины морского гребешка.
Заглянув за двери в освещенное внутреннее пространство, я увидел непритязательную кровать отшельника, тюфяк из грязной соломы и алтарь из прокаженного камня его бога с венчающим его постаментом в форме раковины морского гребешка. Оба были пусты.
Затем свет погас. А в следующий момент я испытал большое несчастье, при свете моего открытого фонаря увидев как дверной проем сомкнулся вокруг меня, как рот.
Уолтер ДеБилл
НГИР-КХОРАТ
ebooksa