В голове тут же всплыл образ отца: всегда серьезного, строго, но не властного. А потом будто по волшебству сознание припомнило слова Мартина и Авдотьи-ключницы.
— Наверное, все-таки да, — произнес Владимир. — Пусть и своей строгой любовью.
Волков помедлил, а потом произнес слова, которые старой наболевшей раной давно хранились у него в сердце:
— Но тогда почему же ты отослал меня в Париж после ранения?
Надгробная плита вновь сохранила молчание, лишь слова Волкова эхом разлетелись по склепу. Владимир помедлил, будто все еще дожидаясь ответа, и вдруг ответ сам родился в его голове:
— Потому-что ты все-таки любил меня, старик! — он улыбнулся. — Ты думал, что так для меня будет лучше и тем самым пытался искупить угрызения совести, мучившие тебя за полученное мной ранение… Всю жизнь ты боялся показать свои чувства, но ты любил меня, отец. — Владимир прижался лбом к надгробной плите и произнес. — Я не держу на тебя зла, отец, и если в чем-то ты и виноват передо мной, то я прощаю тебя за это. Прости же и ты меня, своего несносного мальчишку, поскольку и я люблю тебя, отец.
И отчего-то на душе сразу стало намного легче.
Глава 6. Плохая примета
Следующим утром Владимир проснулся рано. Вчера после того, как он вернулся из фамильного склепа, Мартин был уже чертовски пьян и клевал носом. Волков пропустил с ним пару бокалов вина, а потом когда понял, что наставник уже практически отключается от выпитого, покинул его и тоже отправился спать. Продолжил ли Мартин пить в одиночестве, этого Владимир не знал, хотя и догадывался, что испанец не успокоится, пока бутылка не покажет дно.
Волков встал со своей пуховой перины и, натянув шелковый халат, отправился вниз. В коридоре он встретил Авдотью.
— Доброе утро, барин.
— Доброе, — кивнул Владимир. — Где наш гость?
— Где же ему быть-то ироду этому?! В гостиной дрыхнет. Прикажете разбудить? Только сама я этого делать не буду, а то не дай бог, зарубит он меня своею шпагой.
— Нет, не стоит. Пусть спит. Лучше прикажи подать мне завтрак. И пусть его принесут в отцовский кабинет, я буду там.
— Как скажите, барин, — кивнула Авдотья и удалилась.
А Владимир отправился в кабинет. По пути он заглянул в гостиную. Испанец, не раздеваясь, спал на диване в обнимку с бутылкой и громко храпел. Волков лишь покачал головой и пошел дальше.
В кабинете отца оказалось все по старому: такие же темно-зеленые обои, как и раньше, такая же мебель красного дерева с множеством шкафчиков и полок, на которых стояли сотни книг. Над письменным столом, как и прежде, висел портрет государя, но не нынешнего Николая I, а Александра I, императора, под знаменем которого Михаил Андреевич сражался против наполеоновских войск. Неподалеку висел и портрет Кутузова, спасителя отечества, как его называли. Старый седой генерал прищурил единственный глаз и с гордостью смотрел на Владимира. Ну, куда большую ценность для молодого дворянина представлял третий портрет, где были изображены хозяева дома: мать в белоснежном платье, сидящая в кресле, отец в строгом военном мундире, стоявший немного позади и положивший руку на плечо супруге, и он, юный Владимир, отроду семи лет, в беленькой рубашке и с длинными черными, вечно растрепанными волосами.
Волков улыбнулся и опустился в кресло, стоящее напротив большого письменного стола. Затем он открыл нижний шкафчик, где у отца хранились все бумаги, и принялся их изучать.
Через какое-то время в дверь тихо постучали.
— Войдите, — произнес Владимир, не отрываясь от бумаг.
ebooksa