Одеяло у ног шевелится. Я соскакиваю с кровати так молниеносно, что едва умудряюсь устоять на ногах. Из-под одеяла показывается черная лапа, а следом за ней – мохнатая голова. Толстый кот потягивается и принимается вылизывать объемный живот.
– Нормально, ты забрался в мою кровать? А почему не лег мне на голову? Там тоже можно сладко спать. Прекрасно, у меня уже просто нет своего уголка в доме!
Кот продолжает умываться, не обращая внимания на мои гневные слова.
Я выдвигаю ящик туалетного столика и вынимаю оттуда письмо о крушении «Титаника» и ошейник. Письмо на всякий случай прячу в книгу Грейси, а ошейник до сих пор завернут в салфетку, чтобы я не могла случайно его коснуться. Хватаю висящую на стуле толстовку и аккуратно просовываю в нее перевязанную руку, шагая по коридору к лестнице. По пути пытаюсь избавиться от неприятного ощущения, вызванного сегодняшним не-сном. Кажется, ничего плохого не произошло, но подсознательно я чувствую, что мои путешествия на «Титаник» опасны. Нутром чую: близится катастрофа, но откуда исходит угроза – непонятно.
Меня чуть потрясывает, когда я кладу руку на перила. И что вчера нашло на Джексона? Полгода ни звука, ни намека, но стоило атмосфере накалиться, как он чуть не плавится от страсти. Надеюсь, вчерашний облом с поцелуем не испортит наши отношения.
– Привет, – доносится из прихожей голос отца, когда я сбегаю по лестнице, – как раз собирался тебя будить.
Вот кого я рада сейчас видеть! Подбегаю к отцу и крепко обнимаю.
– Люблю тебя!
Он улыбается и приобнимает меня за плечи, шагая по коридору в сторону кухни:
– И я тебя люблю сильнее всех на свете.
– Здесь будем завтракать? – прижимаюсь к отцу сбоку.
– Сегодня только ты и я. Мэй уехала по делам в пекарню, а Джексон уехал пораньше, обещал подкинуть кого-то в школу.
Подкинуть в школу? Да неужели? Ясно, теперь он избегает меня.
Папа убирает руку с моих плеч, чтобы открыть дверь кухни. Нас обволакивают ароматы паприки и лука.
– И раз уж мы случайно остались одни, почему бы не приготовить наши любимые сэндвичи с жареным яйцом?
– Да, да и еще раз да! – киваю я, усаживаясь за маленький кухонный столик.
Мы почти никогда им не пользуемся, потому что часто едим вместе с Мэривезерами. А мне этот столик всегда нравился, он стоит у большого окна с видом на внутренний двор.
Наливаю кофе в чашку и размешиваю его с ложечкой тертого шоколада. На сковороде шипит, поджариваясь, яичница. Яичные сэндвичи – самое редкое, почти «греховное» удовольствие на завтрак. Вивиан их ненавидела. Однажды папа сказал ей, что это любимая еда моей мамы.
– Скажи, а маме нравилось жить в Салеме? – спрашиваю я, отпивая кофе. Нет ничего лучше самого первого, большого глотка!
Папа переворачивает яичницу:
ebooksa