Институт

Он открыл дверь, но прежде чем успел войти внутрь, Глэдис взяла его за плечо и повернула к себе. Она по-прежнему улыбалась своей улыбкой хостес, сжимая его плоть стальными пальцами. Не сильно, но достаточно, чтобы он понял, что при желании они могут причинить боль.

— К сожалению, сегодня без жетонов, — сказала она. — Мне даже не нужно спрашивать Тони — след на твоей щеке говорит сама за себя.

Люк хотел сказать: «Мне не нужны ваши сраные жетоны», но промолчал. Он не боялся ещё одной пощёчины, но боялся, что от звука своего собственного голоса — слабого, нетвёрдого, ошеломлённого, голоса шестилетнего мальчика — тут же заревёт, прямо перед ней.

— Позволь дать тебе совет, — сказала она. Теперь уже без улыбки. — Ты должен понять: ты здесь, чтобы служить, Люк. Это значит, что тебе следует быстро повзрослеть; ты должен стать реалистом. Здесь тебя много всего ждёт. И не всегда это будет приятно. Ты можешь быть умницей, получая жетоны, а можешь быть плохишом, не получая ничего. Но всё, что тебя ждёт, всё равно случится, так что выбор за тобой. Это не так уж тяжело понять.

Люк ничего не ответил. Тем не менее, её улыбка хостес — о, да, сэр, я отведу вас к вашему столику — вернулась.

— Ты будешь дома до конца лета и заживёшь, будто ничего этого не было. Всё это будет казаться тебе сном, если ты вообще сможешь вспомнить. А пока это не сон, почему бы не облегчить своё пребывание здесь? — Она ослабила хватку и слегка подтолкнула его. — Думаю, тебе стоит прилечь и немного отдохнуть. Ты видел точки?

— Нет.

— Увидишь.

Она очень осторожно закрыла дверь. Люк, будто в тумане, дошёл до кровати, которая была не его. Лёг, положив голову на подушку, которая была не его, и уставился на пустую стену, в которой не было окна. И не было никаких точек, что бы они из себя не представляли. Он подумал: «Я хочу к маме. Боже, как же я очень хочу к маме».

И тут он не выдержал. Он выронил холодный компресс, закрыл глаза руками и заплакал. Наблюдают ли они за ним? Слышат ли его всхлипывания? Не важно. Он остался без утешения. Так он и заснул, в слезах.

9

Люк проснулся, чувствуя себя лучше — в каком-то смысле, облегчённым. Он заметил, что в его комнате появились две новые вещи, пока он был на обеде, а затем встречался со своими новыми замечательными друзьями, Глэдис и Тони. На столе стоял ноутбук. Это был «Мак», почти как его собственный, только более старая модель. Второй вещью был телевизор, который стоял в углу на подставке.

Первым делом он подошёл к компьютеру и включил его, снова ощутив глубокую тоску по дому, когда услышал знакомый звук приветствия «Макинтоша». Вместо окна для ввода пароля на синем экране высветилось сообщение: ДЛЯ РАБОТЫ ПОКАЖИТЕ В КАМЕРУ ОДИН ЖЕТОН. Люк пару раз щёлкнул по клавише возврата, зная, что это ни к чему не приведёт.

— Долбаная херня.

Затем, несмотря на весь ужас и нереальность происходящего, он рассмеялся. Смех был резким и недолгим, но искренним. Ощущал ли он некоторое превосходство — может, даже презрение — при мысли о детях, стремящихся к получению жетонов, чтобы купить коктейли и сигареты? Конечно, ощущал. Думал ли он, что сам никогда не опустится до этого? Конечно, думал. Когда Люк думал о детях, которые курили и пили (что случалось редко, потому что ему было о чём подумать и без них), ему представлялись готы-неудачники, которые слушали «Пантеру» и рисовали закрученные дьявольские рога на своих джинсовых куртках; неудачники настолько тупые, что в акте протеста добровольно накидывали на себя цепи зависимости. Он не мог представить себя на их месте, но вот он сидел тут, перед синим экраном ноутбука, нажимая на клавишу возврата, как крыса в Ящике Скиннера[47], нажимающая на рычажок, чтобы получить зёрнышко или щепотку кокаина.

Он закрыл ноутбук и взял пульт, лежащий на телевизоре. Он всерьёз ожидал увидеть ещё один синий экран с сообщением, что для использования устройства ему нужен один или несколько жетонов, но вместо этого по телевизору показывали, как Стив Харви спрашивал у Дэвида Хассельхоффа[48] о его списке дел, которые нужно успеть сделать при жизни. А зрители в студии смеялись над забавными ответами Хоффа.

При нажатии кнопки управления, открылось меню телевизора «Директ Ти-Ви», похожее на меню телевизора, который стоял у него дома, но, как и комната и ноутбук — не точно такое же. Хотя там был представлен широкий список фильмов и спортивных программ, Люк не обнаружил никаких телевизионных или новостных каналов. Он выключил телевизор, вернул пульт на место и огляделся вокруг.

Кроме двери, ведущей в коридор, было ещё две двери. За одной был стенной шкаф, где находились джинсы, футболки (они не стали в точности копировать его одежду, от чего он испытал некоторое облегчение), несколько рубашек, две пары кроссовок и одна пара шлёпок. Ботинок не было.

Другая дверь вела в маленькую, безупречно чистую ванную комнату. На раковине лежала пара зубных щёток, всё ещё в упаковке, а рядом с ними новый тюбик «Крест». В хорошо укомплектованной аптечке он нашёл ополаскиватель для рта, баночку детского «Тайленола» всего с четырьмя капсулами внутри, дезодорант, шариковый «Дит» от насекомых, пластыри, и несколько других более-менее полезных вещей. Единственной вещью, которую можно было считать потенциально опасной, были кусачки для ногтей.

Он захлопнул аптечку и посмотрел на себя в зеркало. Волосы всклокочены, а под глазами тёмные круги (Рольф назвал бы их отбивными). Он одновременно выглядел и молодым, и повзрослевшим, что было странно. Он всмотрелся в свою побаливавшую мочку правого уха и увидел маленькое металлическое колечко, просунутое через слегка покрасневшую кожу. Он не сомневался, что где-то на уровне «Б» — или «В», или «Г» — сидит компьютерный техник, который теперь может отслеживать все его перемещения. Возможно, делал это прямо сейчас. Лукаса Дэвида Эллиса, который собирался поступать в МИТ и Эмерсон, теперь низвели до мигающей точки на экране компьютера.