- Катя. Пойдем. Надо отдохнуть.
Вот тут я поняла, как замёрзла и устала. Тяжесть и холод коварно навалились на меня за одно мгновение, и я еле-еле поднялась, чувствуя, как подкашиваются ноги и слипаются глаза.
Почти было приняла волевое решение рухнуть и уснуть прямо тут, но Двадцать, кажется, просёк уловку, поэтому почти волоком потащил меня прочь. Мир кружился перед глазами. Голова то и дело падала вниз, а ноги запинались.
Совсем как кукла. Ватная, безвольная и мной вечно кто-то играет, а я и рада.
Потом рассветный мир куда-то исчез.
Глава тринадцатая. Земляника
Глава тринадцатая. Земляника
Я проснулась от звука голосов и какого-то непонятного перестукивания. В глаза словно насыпали песка, да и в горло щедро запихнули несколько ложек. Кое-как мне удалось прозреть, увидеть косые лучи солнца и пыль, беспечно летающую в воздухе. Свет казался таким плотным, что я протянула руку в надежде, что ладонь моя исчезнет в этом сиянии, а потом оно окутает меня, словно броня.
Доспехи из солнца. Было бы хорошо.
Шаги откуда-то сбоку.
- Доброе утро!
Двадцать стоял, и солнечный зайчик мишенью пристроился на его груди.
Я улыбнулась, но, когда попыталась выдавить из себя хоть звук, раздался жалобный хрип. Корсак протянул мне стакан с холодным чаем. Приподнявшись на локтях, я с жадностью осушила его, наслаждаясь лимонным привкусом и свежестью напитка.
Пока я утоляла жажду, Двадцать куда-то упорхал, а попытка встать и последовать за ним привела к тому, что постель заскрипела и разъехалась. Несколько секунд я пугалась, что сломала всё, а потом обнаружила, что кровать - это четыре стула, заботливо сдвинутые друг с другом.
Стараясь больше не тревожить мебель, встала и потянулась. Правая половина тела ныла, жаловалась “ты на мне всю ночь пролежала!”. Потёрла плечо, бедро - вроде, стало лучше.
“Джомбу” тяжело было бы не узнать с первого взгляда, звука, запаха. На кухне слышался перезвон чашек, гирлянды не горели, лишь слабый солнечный свет квадратами отпечатывался в интерьере. Я посмотрела в окно - улицы почти пустовали.
- По-не-де-льник.
Это Двадцать вернулся в зал, удерживая на подносе тарелку с бутербродами и стаканами. Поставив на столик, вытер лоб ладонью.
Без длинного хвоста он выглядел непривычно легко. Пряди всё ещё торчали в разные стороны как перья, но его, казалось, это не волновало.