Зев земли
Дорогой читатель, что найдёт эти исписанные нетвёрдой рукой листки, знай, это — последнее послание несчастного, чей разум вот-вот должно поглотить безумие. Я взялся за сей болезненный и бесполезный труд лишь для того, чтобы как-то отвлечь свой мозг, терзаемый кошмарным видением, которое неотступно преследует меня, и что не может принадлежать никакому иному месту, кроме Преисподней.
Но довольно об этом, позволь мне сперва представиться, как следует цивилизованному человеку. Хотя порой, когда я вновь и вновь бесконечно думаю о том, что явилось моему взору, то сатанинский хохот рвётся из моей груди: наша цивилизация — абсолютное ничто, причём не только перед теми, кто кичливо посматривает на нас со звёзд, она ничто даже в сравнении с тем, что у нас под ногами. Впрочем, довольно, я хотел представиться…
Меня зовут Артур Делерт, я студент того самого Мискатоникского университета, весьма известного благосклонностью многих своих членов к различным тайным и оккультным знаниям и наукам, что, как мне теперь кажется, в немалой степени определило и мою участь.
В бытность свою студентом я достаточно серьёзно увлекался антропологией, в особенности различными малоразвитыми дикарскими племенами — историей ацтеков и майя Южной Америки. Мои страстные увлечения также поддерживал и разделял профессор моей кафедры Николас Уиллоуби, бывший также в силу весьма молодого возраста моим близким другом.
Многие вечера мы провели за чашкой горячего пунша, обсуждая в жарких дебатах всевозможные пути и модели развития разнородных общественностей вида
Дорогой Николас! Если ты однажды возьмёшь в руки сей недлинный и неровный труд — прими мою искреннюю благодарность за проведённые вместе годы и искреннее раскаяние, что в ту роковую ночь я не прислушался к твоему разумному голосу и остался дожидаться того, что отныне повергает меня в клокочущие пучины безумия. Прости и прощай, дорогой мой друг!.. Сожги эти листы, не читая того, что несёт моё воспалённое сознание.
Вновь возвращаюсь к тебе, мой неведомый и незнакомый читатель. Два месяца назад мой друг Николас У. явился в аудиторию как всегда на два часа раньше начала занятий, ибо так было у нас заведено — сходиться и обмениваться новыми фактами, мыслями, идеями касательно нашей общей антропологической стезе. Но в тот день, 21 августа 1902 года, Николас был возбуждён и взволнован больше обычного. В ответ на мои нетерпеливые расспросы, он кратко поведал мне, что ему удалось натолкнуться на упоминание совершенно нового, неизученного племени в джунглях Южной Америки. Также ему удалось списаться и встретиться с одним путешественником, почему-то пожелавшим не называть своё настоящее имя, но в то же время любезно предоставившего в распоряжение моего воспылавшего азартом друга подробные карты и координаты местообитания этого нового сорта дикарей; даже пообещавшего нам, — то есть Николасу и мне, ибо он уже тогда заикнулся о возможности моего участи в этом рискованном предприятии, — пообещавшего нам двоим проводника, человека, хорошо знакомого с бытом и обычаями данного племени, а также умеющего ходить по джунглям.
Я стоял и слушал всё это, разинув рот: такая удача не может быть случайной! Это знак судьбы! Мы избраны, чтобы внести великий вклад в науку, встать рядом с известнейшими учёными-антропологами — Лебоном, Брока, Миклухо-Маклаем и т. д. и т. п.
Глупые мечты самоуверенного болвана! Теперь же я часто думаю, что этим путешественником должен был быть не кто иной, как слуга самого дьявола, в чьи нечестивые обязанности входит заманивать наивных людей в алчущую пасть своего хозяина.
В тот день мы, разумеется, не отправились ни на какие занятия, а, взяв себе отпуска, в предвкушении разошлись по домам, готовиться и собирать вещи. Наш корабль отплывал через три дня… Думаю, мне стоит опустить подробности нашего весьма заурядного путешествия через океан. Хотя, к чёрту, если быть до конца искренним, то да, признаюсь, мне просто страшно, ибо мы не ведаем, каких чудовищных тварей скрывает от нашего взора внешне спокойная гладь воды.
Опять же опущу подробности нашего прибытия в порт К* и схему маршрута, ибо не хочу, чтобы кто-то, такой же азартный и горячий, пострадал из-за меня. Думаю, дорогой читатель, когда я доскажу свою историю, тебе станут ясны причины и мотивы этой скрытности.
Скажу лишь, что до места мы добрались в целости и сохранности 12 сентября того же года. Наш проводник — угольно-чёрный негр, обросший густой и жёсткой щетиной, делавшей его похожим на экзотического дикобраза, был угрюм и неразговорчив, наподобие своего воображаемого тотема. За всё время наших нетерпеливых расспросов от него удалось добиться только того, что племя, к которому мы едем, называет себя Хтау-лимну — «стоящие перед землёй», и в подтверждение своего имени, Хтау-лимну очень чтят землю и всё, что с ней связано: они не пашут, не сеют, не строят жилищ из камня, глины и прочего, что предоставляет нам земная твердь. К тому же, — здесь старик делал недоброе лицо и неохотно цедил из-за сжатых зубов, — белым людям тоже неплохо было бы научиться уважать землю, ибо в противном случае та непременно разверзнется под их ногами и поглотит грешников.
В этой части его рассказа мы с Николасом неизменно пожимали плечами и отходили прочь от полубезумного дикаря. Как мой друг говорил мне в моменты, когда мы оставались одни, — подобный священный трепет аборигенов перед тем, что любому просвещённому человеку кажется простым и заурядным, скорее всего происходит от того, что в этих местах нередки весьма разрушительные землетрясения, и наивные дикари, должно полагать, младенчески боятся их и стараются задобрить своего гневливого бога таким вот оригинальным и в чём-то даже забавным способом. Знать бы тогда, насколько всё непросто, и отказаться, отказаться от этой безумной, рождающей панику идеи, но теперь поздно, слишком поздно…
19 сентября солнечным и душным утром мы прибыли к месту поселения Хтау-лимну. Это, как и следовало ожидать, оказались приземистые дикари, что мужчины, что женщины, ниже пояса укрытые юбочками из длинных высушенных трав, связанных наподобие балетной пачки, верхнюю же часть своего тела они старательно натирали вездесущей пылью, отчего их грубая эбонитовая кожа казалась гораздо светлее. Кроме того, этот странный и нечистоплотный обычай, соседствуя с необходимостью взрослым и высокопоставленным племенным мужам постоянно ходить со свежими разрезами на щеках в виде пары волнистых линий, расположенных одна над другой, вызвал во мне смесь брезгливости с некой разновидностью сочувствия — ведь из-за пыли, покрывающей их тела с непрестанно кровоточащими ранами, среди взрослого и сильного мужского населения Хтау-лимну должна быть очень высокая смертность от заражения крови. И как же быть тогда с возможностью того, что, прельстившись на беззащитных женщин и детей, на их племя нападёт другое племя?
Выслушав мои соображения, наш проводник лишь усмехнулся и уверил меня, что другое племя не посмеет нападать даже и в мыслях. Хтау-лимну охраняет сама Уммбаттау — «Открытая Земля». Произнося эту сколь безумную, столь и пафосную тираду, мой собеседник тут же опустился на колени и старательно обтёр себе лицо тем, что нашёл под ногами, отчего его засорённые песком глаза немедленно приняли откровенно бычье выражение.
Я пожал плечами и поспешил присоединиться к моему другу, который ушёл несколько вперёд меня. Надо сказать, что быстро ходить было весьма неудобно, так как вождь племени, о чём-то посовещавшись с проводником, выставил условия. Белокожие пришельцы могут остаться и в течение нескольких дней безвозмездно пользоваться их гостеприимством, если только будут уважать их божество Уммбаттау и не навлекут его гнев на жителей деревни. Мы согласились, и наш проводник огласил нам список условий, одним из которых, самым тяжёлым, была необходимость передвигаться без обуви. Я хотел было протестовать, так как мои непривычные к голой земле и камням стопы легко могли быть травмированы, и тогда, возможно, исход мой будет печален — я подхвачу столбняк и погибну в этих глухих местах без надлежащей медицинской помощи.
Но Николас отвёл меня в сторону и, апеллируя к перенесённым тяготам пройденного пути, а также к нашей с ним сияющей славе в грядущем, уговорил-таки меня принять эти дурацкие условия. Впрочем, тонкие носки из козьей шерсти мне было милостиво позволено оставить. Хоть какая-то защита…
С этими мыслями я неспешно брёл по деревне, стараясь распределить своё внимание между дорогой под ногами и примитивными постройками вдоль моего пути. Проводник рассказал нам сущую правду: эти наивные дети природы и правда не использовали в своих псевдо-архитектурных сооружениях никаких иных материалов, кроме смеси сухих и свежих листьев, кое-как скреплённых между собой размочаленными волокнами деревьев. «Странно, — подумал я, — ведь эти убогие халупы должны неизменно разваливаться при каждом маломальском сотрясении земной коры, кои в силу величайшей подвижности оной, случаются здесь с частотой едва ли не по разу в неделю». Землетрясение — мой мозг почему-то цепко ухватился за это слово, и я не знаю, было ли это предчувствием, проблеском некоего звериного инстинкта, доставшегося нам от далёких, покрытых шерстью предков, и властно велящим немедленно покинуть опасное место, — однако, именно тогда я впервые почувствовал себя как-то неуютно, словно земля уходит из-по ног. Надо сказать, что в этих местах уже в течение нескольких дней мы с Николасом временами испытывали дискомфорт из-за регулярных лёгких колебаний поверхности. И этот непрекращающийся грохот…
Со вчерашнего полудня мой слух улавливал непрекращающиеся раскаты, наподобие далёкой грозы или грома сотен барабанов, взывающих к отваге защитников отечества и к ниспровержению захватчиков. Ещё тогда, заинтересовавшись, я вновь обратился с расспросами к нашему проводнику, но не смог добиться от него ничего вразумительнее фразы: «Это ворочается Уммбаттау… — он добавил, поймав мой вопросительный взгляд, — Кто увидит Уммбаттау — тот более чем мёртв…» Больше ничего об этом сверхъестественном Уммбаттау мне узнать не удалось. Помню, что в тот раз, как и в несчётное количество предыдущих, я отнёс всё к суевериям, подпитываемым страхами и предрассудками невежественных людей. Теперь же мне и впрямь стало не по себе — горизонт был девственно чист, никаких врагов вокруг не было и в помине, а зловещий гром тем не менее и не думал утихать; со вчерашнего дня он стал только ближе, явственнее, отчётливее. От мысли, что то, что способно издавать такие неистовые звуки, должно быть поистине огромным и несущим в себе невероятную мощь и энергию, мне стало не по себе, и на мгновение я было допустил мысль о том, что эти наивные люди, возможно, не так уж и не правы в своих опасениях. Но в следующую же секунду пытливый учёный во мне взял верх, и я сказал себе: «Не будь малодушным, Артур! Ты в будущем великий учёный, разумеется, в паре с твоим другом Николасом, — тут же подправил я себя, — так что не давай пустым страхам расти и расцветать в твоей душе. Если будет нужно, ты исследуешь и первым опишешь эту диковинную геологическую аномалию». Подбодрив себя этим честолюбивым рассуждением, я подобрался и отправился дальше, продолжив свои попытки где-нибудь разыскать моего друга и вместе с тем поближе познакомиться с бытом Хтау-лимну.
ebooksa