Фильтр медленно окрасился красным, на нёбе опять открылись язвы, я стряхивал пепел в её подставленные ладони, потом она сдула этот пепел со своих ладоней и колец в холодный воздух квадрата окна.
Я вдруг вспомнил какую-то старую историю, глядя на её спичечный коробок из кофейни для курящих (она рассказывала, что любит там бывать… с кем? впрочем, какое мне дело… я уже не способен овладевать — чужой душою… когда так невыносимо болит кровь, не думаешь больше ни о чем, красный и чёрный перец в артериях, словно безумно терпкий подсоленный гранатовый сок, запястия как болото, речные отвратительные миазмы вен — когда постоянно царапаешь их ногтями, то белые линии на них потом заполняются красным) и, вспомнив окончательно, спросил, есть ли у неё ещё один.
Она открыла свою сумку из чёрной кожи с серебряным металлом и долго перебирала там свои пожитки (впрочем, миллиарды слов написаны писателями о тайном содержимом женских сумочек) и, к моей радости, нашла ещё один спичечный коробок из той же кофейни.
Я попросил её высыпать из них спички на столик у кровати и потом долго объяснял, что нужно сделать.
Наконец она засмеялась, и отошла к двери, и приложила полуоткрытый коробок к губам.
Я сделал также и шёпотом сказал — привет.
И она меня прекрасно услышала!
Потом я сказал — Марта.
А она прошептала — Станислас, (она произносит моё имя на свой немецкий лад).
И я тоже её услышал…
Потом я прошептал — у тебя зелёные глаза.
А она — у тебя чёрные глаза…
Я не выдержал и засмеялся, лучше этого было не делать, потому что я тут же начал кашлять очень тяжело и неприятно.
По моему взгляду она, наверное, поняла, что лучше ей сейчас будет уйти.
Я кашлял ещё несколько минут, окрашивая левую сторону подушки сгустками крови, пока, наконец, это не закончилось.
Потом опять плакал.
Спички так и остались лежать уликой на моём столике.
При желании можно складывать из них разные слова.
Например — «вечность».
Ну, или, например — «смерть».
ebooksa