Хозяйка дома у озера

22
18
20
22
24
26
28
30

— В вашем роду из поколения в поколение передавалась байка о кладе. Кладе, который якобы спрятали вы для Митьки, перед тем, как сбежать. И вот спустя сто лет, вы являетесь к Владимиру и тоже рассказываете о кладе. Если опустить его испуг, антидепрессанты, то бишь, водку, и попытку изгнать бесноватого предка, которые наверняка имели место, то дальше неизменно последовали бы вопросы. Чего же проще? Возьмите и осчастливьте потомка, скажите прямо, где золото бриллианты. Ан, нет. Ваша версия иная, вы говорите, что клад спрятал Завгородний, а где, вам неведомо. И Владимир вам верит. Почему? — Матвей замолчал, глядя на внимательно слушающего его Прохора Федотовича. — Потомок ваш небольшого ума, он не задает вопросов, например о том, зачем Завгороднему что-то прятать, раз уж он свалил с концами? Но это вопрос разума, а не веры. Я хочу знать, почему он так легко вам поверил? Поверил настолько, что взялся за оружие? И я же вам отвечу. Все дело в той легенде. Но сколько таких легенд ходит по миру? Да без счета. Но разница в том, что для вашей семьи это была не байка. Это была реальность, ведь так? — Бывший управляющий молчал, не соглашаясь, но и не отрицая. — Ваши потомки знали, что вкладчиков обокрал промышленник. Они знали это, передавали это знание от отца к сыну, добавляя, что однажды, кто-нибудь из Ильиных обязательно найдет потерянные сокровища.

— И что с того, мил, человек? Вот Глашка Седая всем сказывала, что в ее семье каждые сто лет ведунья рождается… — проговорил Прохор Федотович.

— Но тогда назревает вопрос, откуда потомки Митьки Ильина могли знать о том, что именно Завгородний обокрал вкладчиков и, судя по всему, свалил в теплые края. А возможно, и обзавелся другим именем, я бы точно обзавелся. но не суть. — Матвей улыбнулся, потому что, глядя на бывшего управляющего, все больше убеждался, что попал в точку. — Выходит парадокс, вы не знали об ограблении, но ваши потомки знают о кладе. От кого? С чего пошла вся эта чехарда со спрятанными ценностями? Такие легенды на пустом месте не рождаются. От Митьки — писаря? А тот откуда? Вспомните, как все было. Его отец. Завгородний оплакивает дочь, самого Митьку чуть на каторгу не спровадили. До сокровищ ли тут? Если об ограблении не знали вы, то не знал и он. — Матвей отбросил скомканное письмо.

— Но мой жених… — растерянно проговорила Настя.

— Наверняка, уехал на юга, как сказал твой отец.

— А трость? Я видела трость.

 — Ты видела ее каждый день. Каждый раз, когда ты смотрела на жениха, ты видела не его, а эту деревяшку, — сказал Матвей, Вспоминая слова Андрея своем собственном отце, о пересадке волос. — Ты видела калечного старика, который годился тебе в отцы. Он был старым, но не был слепым. Думаю, трость он забыл. Забыл и пошел к выходу на своих двоих, хотя бы для того, чтобы ты, Настя, посмотрела на него, как на мужчину. Хотя бы раз.

— Но я этого не помню.

— Конечно, не помнишь, — Матвей грустно улыбнулся. — Ты видела только трость и ничего больше. Но трость никого не обкрадывала, даже если мои предположения не имеют ничего общего с реальностью.

— Но Прохор Федотович…

— Никаких «но», — прервал девушку Матвей. — Прохор Федотович вместе с промышленником Завгородним ограбил вкладчиков. И мало того, рассказал об этом единственному сыну. Под большим секретом разумеется. Именно вы объехали все банки с доверенностью, или как она там раньше называлась? С верительной грамотой? Настоящей грамотой, подписанной Завгородним, и сняли все деньги. Никому кроме вас и промышленника их бы просто не выдали, какими бы бумагами и кто не тряс. Вы, Прохор Федотович, самый обычный вор.

35. Их день (22:40) - продолжение

— А я уже думал, что мне никто так и не скажет. — Вопреки всякой логике бывший управляющий счастливо улыбнулся.

Настя растерянно ойкнула, когда по коже Прохора Федотовича побежала трещина. И не только по коже, а и по старомодному сюртуку, пожелтевшей сорочке, словно он вдруг стал изображением на старой картине. Одна трещина, вторая, третья…

— Спасибо, — бывший управляющий протянул руку, вся его нарочитая злость и негодование вдруг исчезли и даже морщины на лбу разгладились, а ведь Настя помнила их с тех времен, когда таскала поданные ему к чаю пряники.

— Обращайтесь. — Матвей пожал протянутую ладонь, а вот отнять ее уже не смог.

— Я ведь спрашивал, готовы ли вы к смерти, Матвей? Серьезно спрашивал.

Трещина бежавшая по руке Прохора Федотовича не остановилась, а перепрыгнула на кожу Матвея. Но вместо него закричала Настя. Матвей ощутил… Нет, не боль. Он ощутил слабость. Словно все силы разом закончились. Словно он пробежал десять километров и упал на финишной прямой. Упал, чтобы больше не подняться.

Мужчина открыл рот, но не смог произнести ни слова. Ничего не смог, разве что опустился на колено, почти упал… Прохор Федотович опустился вместе с ним, продолжая держать мужчину за руку, продолжая смотреть в лицо.

— Я всегда держу свое слово, я честный управляющий. Почти честный.