— Клянусь! — крикнул профессор, весь красный от воспоминаний. — Сам видел: валится Инесса прямо на ландыши и давай по ним кататься. Зрелище не для слабонервных! Меня за кустом чуть инсульт не хватил. Ты знаешь, какая Инесса обаятельная, хотя, конечно, с Леной её не сравнить. Я ведь сдуру за Инессой когда-то ухаживал, а она… Но не будем о грустном! Главное, фигурка у неё очень неплохая. А тут, представь, она ножками сучит, по ландышам катается — только треск стоит. И что удивительно, всё краше становится, всё белее. Прямо на глазах! Я благодаря рекомендациям академика Амирханяна сохранил и развил сексуальную активность, так что едва терплю, и вдруг… Да не храпи ты!
Дудкин действительно вздремнул на самом интересном месте. Профессору пихнул его в бок. Дудкин засопел, приоткрыл глаза и посмотрел в разные стороны, так что профессор смог продолжить:
— И вот я, больше не владея собой, готов броситься к чертовке, как вдруг на долю секунды теряю сознание. Наверное, от раздавленных цветов слишком уж резкий запах пошёл (ландыши вообще токсичны). Но я не слабак — в следующую долю секунды уже стою на ногах. И что же я вижу? Та же поляна, но никакой Инессы и никаких ландышей. Ни одного цветочка! Зато банки из-под пива валяются, газеты в жиру, плевки всюду, кострище ещё дымится, а посередине в траве кто-то нагадил. А? Что скажешь?
— Всё это вам примерещилось, Фёдор Леопольдович, на алкогольной и сексуальной почве, — твёрдо заявила Ида Васильевна, проходя мимо с букетом одуванчиков и кульком карамелек.
Весенний ветер раздувал блеклый крепдешин её платья, но ничего не мог поделать с её безупречной причёской. И профессор Безносов не нашёлся, что ответить.
Спустя полчаса Ида Васильевна достала из буфета стеклянную вазочку на тощей, как у рюмки, ноге. В вазочку влезло с десяток карамелей. Затем на столе появились чашки с незабудками.
— Знаешь, Мишук, бедный профессор Безносов окончательно свихнулся, — сообщила Ида Васильевна мужу.
Тот громогласно пробежался по клавишам рояля:
— Неужели?
В доказательство Ида Васильевна рассказала про ландыши.
Густые брови Михаила Пахомовича удивлённо всползли на лоб. Он загремел аккордами, потом перешёл на трели, и вышла у него не песня советских композиторов, как обычно, а что-то совсем забытое.
Композитор удивлённо пожал плечами и напел:
Он рыбку снял с улыбкой,
Я ж волю дал слезам.
— Плакать не надо, выпей лучше чаю, — посоветовала Ида Васильевна. — Я купила леденцов.
Чай она заварила травяной, очень бледный. Он пах прополотой грядкой.
— А мёд где? — детским голосом заныл композитор.
— Мёд вчера съела кошка Пелагеи Демьяновны. Та рыжая, без хвоста — ты её знаешь. Я застала её на столе, и вазочка была уже пустая.
— Кошки не едят мёда.
— Здешние едят всё. Иначе куда подевался пучок редиски, который я оставила утром на буфете? Всё пропадает, всё! Даже люди. Например, дачный охранник Ефимов… Правда, Фёдор Леопольдович утверждает что видел его в лесу. Разумеется, издали. Несчастный якобы был в гавайской юбке из травы и с волосами до плеч.