— Нет, они теперь в Испании загорают — там, говорят, дешевле. А на здешнюю дачу покупателей наконец нашли. Вот позвонили мне из своей Торревьехи, прибраться послали, помещение привести в товарный вид.
— Заросло там всё у вас, — сообщила сгорбленная старуха в спортивных брюках с тройными лампасами. — Коли почистить двор захочешь, приходи, девка, ко мне — косу тебе дам. Нынче прёт сорняк, как перед пропастью. А дед-то у Клевцовых третьего дня преставился.
— Ой, и правда, — оживилась Ника. — Чего у вас тут нового? Кто живой, кто помер?
Старухи философски вздохнули.
— Ничего, живём, — начала кривая шептуха. — Всё ладком. Пирогов Толька уже сидит. Сама знаешь, хорошо ему дали за смертоубийства — ему и дружкам его. Поделом! Вашего Артурку он, изверг, кончил, тёщу Смыковых, а за что? Где те червонцы? Так никто и не видал.
Старуха с лампасами добавила:
— В прошлом годе, под осень, наши копытинские перерыли все огороды и пол-леса. Рыли-рыли, да ничего не нашли. Нету червончиков! То ли Толька спрятал, то ли тот мертвяк, которого последним в овраге нашли. Страшное дело! Бабая-то из участковых согнали, другого прислали. Ничего мужчина, только не такой осанистый и с лица красивый.
— Бабая согнали? За что?
— Как за что? За несоответствие. Недоглядел он за Толькой. И то сказать: всё лето Толька с дружками сарайку Бабаю ставил да к веранде пристройку. Какая уж тут строгость!
— И что теперь Бабай?
— Огородом живёт. Поедет в город с луком, с редиской, что наторгует, то в лотерею и просадит. Всё миллион выиграть хочет — с ума съехал без службы. Да тут чего-то многие у нас разумом тронулись. Та же Ленка-аптекарша, Шапкина. Как дача у Колдобиных загорелась, она таблеток каких-то наглоталась — и в колодец. Хорошо, дачник дед Безносов случился…
— Какое случился! — возразила старуха в ватнике. — Он её караулил! Такой срамник, завсегда за бабами подглядывает. Ленка к нему ближе всех живёт, вот он и тёрся у неё под окнами. Как она в колодец прыганула, он тут как тут — вытащил, откачал. Только Ленка так и не отошла, на инвалидности теперь. Видно, что не жилица. А этот греховодник всё свои поганки ей носит, всё выходить думает, старый дурак. Доброго утра, Леопольдович!
Все три старухи и Ника, проходя мимо, кивнули профессору Безносову, который сидел на лавочке возле своего жилища. Увидев проходящих дам, он встал и вежливо раскланялся, приподняв знаменитую капроновую шляпу. Наверное, после зимнего хранения где-то под спудом профессор достал шляпу недавно, потому что она ещё плохо надевалась на голову, а роза слежалась в лепёшку.
Рядом с профессором сидел старый пьяница и танцор Дудкин. Этот здороваться не стал. Вряд ли он вообще что-то замечал вокруг — его слезящиеся глазки таращились в разные стороны.
Между Дудкиным и профессором на лавке лежал толстый засаленный том без переплёта, издали похожий на блинчатый пирог. Фолиант венчала кучка ранних грибков-кукишей и пара ломтей целинного хлеба. Рядом стояла бутылка. Несмотря на этикетку «Столичная», темнело в бутылке что-то мутное, таинственное. Дудкин отхлебнул из горлышка и зажмурился.
— Уверен, ты будешь спорить, Владимир Фомич, но я готов поклясться, что видел всё это собственными глазами. И не далее, как в четверг! — говорил профессор, хотя Дудкин собирался не спорить, а икнуть. И икнул.
— Так я и знал, что ты не поверишь! — взвился профессор. — Тогда скажи, куда она подевалась? Вернее, они обе?
Дудкин снова икнул.
— Вот и я говорю, что здесь ерунда какая-то, — согласился профессор. — По меньшей мере гипноз! Но клянусь, что в четверг, когда я пошёл за толстопудиками липучими (как раз их сезон!), то набрёл на чудную поляну. Ландышей там видимо-невидимо! Аромат, как в раю или в женском зале парикмахерской, что в принципе одно и то же. И что ты думаешь? Эта чёртова Инесса, которая якобы завербовалась на крайний Север, уже там! Совершенно голая! Представляешь? Ты мне веришь?
Чтобы получить ответ, профессор тряхнул Дудкина, и тот почти осмысленно сморщил нос.
ebooksa