Старик явно ревновал, но крепился.
— Это нонсенс, что женщинам нравятся писатели, — бормотал он себе под нос. — Даже самые невзрачные из писателей…
Костя попробовал его утешить:
— Поп-певцы нравятся женщинам ещё больше.
— Певцов у нас не бывает. Поймите, я на Леночку виды имею — когда-то это называлось «серьёзные намерения». Работает она теперь в Конопееве, а раньше была фельдшером у нас в Копытином Логу. Потом фельдшерский пункт прикрыли. Леночка через два дома от меня живёт. Скажите, когда-нибудь в жизни вы встречали такую красавицу?
— Встречал и получше.
— Лжёте! Где вам! Впрочем, вы видели её только за прилавком и не могли оценить формы.
— Формы чего?
— Да ну вас! Не слепой же вы? Сами перед ней так и рассыпались в комплиментах.
— Ничего подобного! Это не я рассыпался. Мне ваша аптекарша ничуть не понравилась.
Нести дрова в охапке было неудобно. Костя стал подозревать, что профессор нарочно выбрал самый трудный и извилистый обратный путь, чтоб помучить соперника. Дорога теперь шла всё время в гору, никакого ельника не было и в помине. Попадались лишь редкие осинки да какие-то трескучие кусты. Косте напекло голову. Очень хотелось бросить дрова и почесать коленки, исколотые мудрыми творениями природы.
— Не унывайте, юноша! — подзуживал профессор. — Писатель обязан впитывать в себя массу разнообразных впечатлений, чтоб потом облечь в слово радость, разочарование, боль, оргазм, тоску, восторг… Посмотрите лучше, как бодро шагают вон те женщины! Как лёгка их походка! А ведь каждой чёрт знает сколько лет.
— Это, наверное, дамы, которые видели, как спит Колчак?
— Они, сердешные. Травознавицы наши, целительницы-шептухи. Живучи, как галапагосские черепахи.
Три шептухи действительно показались в редколесье. Завидев их, профессор не стал валиться в кусты, как при встрече с Толькой Пироговым. Он весело раскланялся.
Старухи ответили сдержанно. Шли они порознь, на приличном расстоянии друг от друга. Поминутно они наклонялись, что-то срывали в траве и клали в свои громадные потрёпанные кошёлки. Все три шептухи имели зловещий вид. Оделись они по-походному, в несусветное тряпьё, и были друг от друга неотличимы, как сёстры-близнецы. Костя так и сказал профессору.
Тот захихикал:
— Никогда не рубите с плеча! Эх вы, писатель, инженер человеческих душ, как говаривал этот кошмарный товарищ Сталин! Нет, все три дамы очень разные. Вон та, в солдатских сапогах — Пелагея Демьяновна Пухначёва. Добрейшей души человек, но самогон варит отвратительный. Как можно спутать её с Марьей Афанасьевной Разиной, у которой весь нос в бородавках?
Теперь и Костя узнал старуху, наславшую смерч на Кристинку.
— А Матрёна Трофимовна Колыванова славится своей неуживчивостью, — продолжал Безносов тоном экскурсовода-энтузиаста. — Часто она дерётся с Разиной из-за ягодных мест. Узнать Матрёну Трофимовну легко по левому глазу, который всегда прикрыт. Глаз этот контужен шальной пулей её мужа-ревнивца, а окончательно вытек совсем недавно, накануне запуска первого искусственного спутника Земли.