кий переплетчик — всего лишь прямая кишка, через которую должно пройти дерьмо, прежде чем принять иную форму. — Он вытягивает шею, пытаясь разглядеть лежащие на столе книги, но те слишком далеко, и он решает не вставать.
Я делаю полшага по направлению к буфету, где стоят графины. Он даже не смотрит в мою сторону, но произносит резко, словно ударив хлыстом:
— Довольно. Сядь.
Мне нужно спиртное, чтобы смягчить неприятную сухость в горле, но я лишь сглатываю слюну. Подтаскивая стул от стола к центру комнаты, я представляю, как меня окутывает плотный серый туман. Решит ли он, что я веду себя послушно? Или усмотрит в моих действиях вызов? После долгого молчания он произносит;
— Хорошо, что этот тип успел закончить, прежде чем ему поплохело.
— Закончить?
— С Нелл. — Отец смотрит на меня и улыбается. — Мой дорогой Люциан, не надо так напрягаться. Постарайся хотя бы сделать вид, что компания твоего старика тебе приятна. — Если переплетчики так тебе ненавистны... — Я замолкаю. — То что? Люциан, прошу, расслабься, не смотри на меня так, будто у тебя рука попала в колесо. — Он смеется. На его фабриках такое случается раз в пару месяцев; руки рабочих попадают в механизм; люди лишаются конечностей. И работы.
— Переплетчики. — Случившееся сегодня распалило мою ненависть; мне словно срочно понадобилось выкашлять комок слизи. — Если ты считаешь их паразитами, зачем платишь им? Если сравниваешь их с прямой кишкой, зачем забираешь их дерьмо себе?
Мне хочется, чтобы он разозлился. Хоть я его и боюсь, мне доставит удовольствие увидеть его гнев. Но он спокоен.
— Ты прав, мой мальчик. Это сравнение неуместно. — Отец откидывается в кресле и заводит руки за голову. Взгляд его падает на застекленный шкафчик у окна. Со стороны кажется, будто он с рассеянной улыбкой разглядывает страусиное яйцо и изящные резные фигурки из слоновой кости.
Я резко отворачиваюсь и смотрю в камин. Пламя почти погасло. Серый пепел толстым слоем пыли покрывает тлеющие угли. У самой каминной решетки лежит обгоревшая полоска кожаного корешка, скрутившаяся в спираль. Часть букв съедена пламенем, но несколько по-прежнему можно различить: МЕТТ МЕР. Два часа назад я ничего не знал об Эмметте Фармере, а теперь вздрагиваю, увидев обрывки его имени. Я складьшаю руки на груди.
Отец шевелится в кресле. Не глядя на него, я понимаю, что он повернулся и смотрит на меня.
— Что на этот раз?
Он не перестает улыбаться.
— Воспоминания Нелл... Скажи, ты всегда действуешь одинаково? Или кого-то заманиваешь соблазном, кого-то шантажом, а кого-то просто берешь силой? — У меня срывается голос. Как легко я могу все представить! Значит ли это, что я похож на него, раз вижу все так отчетливо?
— Ты же знаешь. Люциан: моя библиотека в твоем распоряжении. Если тебе любопытно...
Он наслаждается моей реакцией. Он знает, что я знаю, и ему это нравится.
Газовое пламя вспыхивает, и кажется, что лепной шнур на потолке покачивается и подрагивает. Когда лампа тускнеет.
В комнате становится темнее, чем прежде, такое ощущение, будто она уменьшилась в размерах.
Бьют часы. Еще совсем не поздно. Отец потягивается и откидьшает голову. Я поднимаюсь. Он следит за мной, но я молчу. — Спокойной ночи.