Я продолжаю идти вперед, разглядывая собравшихся у входа: мимо контор переплетчиков высшего класса, клуба библиофилов и мастерских по изготовлению школьных учебников. По мере удаления от Элдерни-стрит ряды становятся уже, грязнее и обшарпаннее. Лавки, расположенные ближе к концу, совсем убогие, их двери погружены в глубокий мрак. Дома здесь стоят почти вплотную друг к другу. Краска на вывесках книготорговцев облупилась, черный выцвел до серого. В окнах с эркерами не разглядеть ничего: они покрыты толстьв! слоем сажи. Ржавая вывеска в форме раскрытой книги над моей головой дребезжит на ветру. «Переплеты на продажу», гласит надпись на левой стороне разворота; справа написано: «Ломбард». Встав у окна, я заглядываю внутрь и вижу тесную комнату со шкафами, набитыми дешевыми безделушками, и группу людей, тихо переговаривающихся между собой. Иду дальше и прохожу мимо арки; растрепанная женщина, увидев меня, поднимает голову, но не окликает и не зовет меня. У ее ног — синий стеклянный пузырек с восьмиугольной этикеткой. Лауданум.
Порыв ледяного ветра несет по улице мусор и пыль. Запахнув пальто, я продолжаю идти.
вившись у окна, вижу темные ряды полок, пестрящих корешками. За прилавком стоит дородный продавец и разговаривает с заплаканной женщиной. Протянув руку, он похлопывает ее по щеке и ухмыляется. За моей спиной останавливается карета. В низкую дверь ныряет мужчина; от него пахнет кожей и дорогим одеколоном. Его лица я не вижу. Где-то рядом хлопает дверь; оглянувшись, замечаю женщину, выходящую из проулка между двумя книжными лавками. Она держит за руки детей. Младший ребенок хнычет; старший оцепенело смотрит перед собой пустыми глазами.
— Все в порядке, утенок, — утешает его мать, — теперь можем идти домой.
Стиснув зубы, я отворачиваюсь. Кажется, я трачу время зря; если Фармер и был здесь после того, как де Хэвиленд вышвырнул его из мастерской, он давно уже заработал свое, ушел и сейчас лежит в отключке где-нибудь в трактире, разметавшись на кровати и пуская слюни.
Выхожу на маленькую площадь, где едва хватит места развернуться карете. Из пепельно-серого сугроба, словно виселица, торчит потухший фонарь. У тележки мерзнет девушка, дрожа и притоптьюая ногами. На мостовой пара мужчин развели костер в ведре, сидят на корточках и греются. В лицо ударяет ветер, принося с собой фабричный смрад. Я прячусь в дверной проем, вытираю лицо и соринки, попавшие в глаза. Полоска неба над домами затягивается плотными серыми облаками. Перед наступлением ночи снова пойдет снег. Вывеска на углу гласит; «Л.
кая и неказистая лавка на все Библиотечные ряды, но этим она и знаменита. Свалка воспоминаний Фогатини. Одно из окон лавки грубо заложено кирпичом; другое заклеено газетами, пожелтевшими от времени. Дверь открывается, тренькает колокольчик, и на мостовую проливается желтушный свет. Из двери выходит мужчина, потом другой; смеясь, они направляются ко мне. Я инстинктивно прячу голову.
— ...долгими зимними вечерами, — доносится до меня обрывок фразы. — Фогатини в своем репертуаре. Второй мужчина смеется.
— Да уж. Лучше него никого нет.
Они проходят мимо, и их слова уносит ветер. Я жду, пока стихнут шаги. Затем шагаю в треугольник света, падающий на мостовую. В открытую дверь видны книги: они свалены стопками, стоят на полках и лежат в коробках. Маленький мальчик подметает пол, вздымая облако угольной пыли. В мерцающем свете лампы я вижу надпись на коробке у двери: «Незавершенные переплеты на продажу, 10 пенсов». На полке рядом висит ярлык: «ДИКОВИНКИ, 2 шиллинга 6 пенсов штука». Посетитель разглядывает книгу и поворачивается спиной к двери, учуяв сквозняк. Больше в лавке никого нет. У меня болит голова; надо бы идти домой. Лавка Фогатини — последняя в Библиотечных рядах, а я так и не нашел Фармера. Сделав шаг назад, я наступаю во что-то мягкое, и в морозном воздухе разносится запах дерьма.
Чуть дальше в стене вижу маленькую дверь, а рядом — табличку с потеками от дождевой воды.
стоят и спорят двое; один без пальто, в одной рубашке, растирает плечи от холода. Он оглядывается, и я вижу его лицо. Эмметт Фармер.
За моей спиной вдруг вспыхивает луч красного солнца, словно кто-то отдернул занавеску. Тени на мостовой становятся ярче; иней на кромках кирпичей и подоконниках поблескивает алыми искорками. Но через миг луч исчезает. Мне становится трудно дышать, и на секунду я замираю. Второй мужчина произносит высоким голосом с иностранным акцентом:
— Говорю же тебе, полкроны — многовато. Шесть пенсов, и точка.
Я хватаю Фармера за руку и тяну его на себя с такой силой, что у него перехватывает дыхание.
— Нет, спасибо, — бросаю я через плечо, — он передумал. — За моей спиной мужчина презрительно цокает языком и закрывает дверь. Фармер поскальзывается на мостовой, всем весом падает на меня и оседает на землю.
— Вставай! — В прошлый раз я так же держал бездыханное тело Нелл.
ebooksa