Переплёт

22
18
20
22
24
26
28
30

Я поворачиваюсь к открытому окну и отворяю створку до предела. Сорока улетает. Ее черные перья отливают синезеленым, как черный жемчуг. От холода слезятся глаза. Забираюсь на подоконник, высовываю одну ногу наружу и пролезаю в окно. Спрыгиваю на клумбу, нелепо вскрикнув от боли. Вылезая в окно, я ударился боком о раму; теперь бок болит. Оглядываюсь, но вокруг никого. Бегу по тропинке меж скелетов деревьев.

Позади дребезжит окно: Эмметт спрьп’ивает на землю, и заиндевевшая трава хрустит под его ногами. Он бежит за мной. Я не останавливаюсь.

— Куда ты пойдешь. Люциан? Вернешься в ратушу? Я пожимаю плечами. Я не могу заставить себя взглянуть на него. Посмотреть на него — все равно что сунуть руку в огонь. Эмметт догнал меня. Он тяжело дышит.

— А что будет с твоей книгой? Ты готов оставить ее здесь? — Теперь я знаю, где она. Попрошу отца выкупить ее. Эмметт фыркает.

— Само собой, после сегодняшнего твой отец будет выполнять любую твою прихоть.

Я все еще не смотрю на него. В нескольких милях отсюда ратуша уже, должно быть, опустела. Отец сейчас прощается с гостями, отшучивается, делает комплименты дамам, улыбается, точно ничего особенного не произошло. Мне все равно придется вернуться домой, рано или поздно.

— Ты мог бы сам договориться с лордом Лэтворти, — замечает Эмметт. — Раз он пришел на твою свадьбу... Уверен, он вернет тебе книгу, если oбъяcнишь^ что она тебе нужна.

Перед глазами встает лицо лорда Лэтворти, его алчный любопытный взгляд. Взгляд хищника. Вот почему он домогался меня вчера: я — любопытный образец, очередной экземпляр в его коллекции. Сглатываю комок, стараясь, чтобы Эмметт не заметил, что мне стало дурно.

— Может, он и согласится, — отвечаю я. — Может, мы с ним придем к договоренности.

Что-то в моем голосе заставляет его вздрогнуть и остановиться.

— Хорошо, — медленно произносит он. — А что потом? Даже если ты вернешь книгу... Что будешь с ней делать? Положишь ее в банковский сейф, подальше от посторонних глаз? — Именно!

— И будешь лежать по ночам, мучиться бессонницей и гадать, у кого еще есть ключ? Вставать среди ночи и бежать через весь Каслфорд, чтобы удостовериться, не пропала ли она? А потом снова пойдешь к переплетчику, чтобы спать спокойно?

— Банковские ячейки нельзя просто так открыть даже самому, когда захочется...

Он, кажется, меня не слышит.

— Тебе будет страшно. Ты будешь жить в страхе. Всегда. Ты этого хочешь?

Я заставляю себя повернуться к нему лицом. — Не беспокойся обо мне, — отвечаю я.

Тогда он отпускает меня и отходит. Рука ноет в том месте, где он дотронулся до меня.

— И что ты будешь делать дальше? — спрашивает он. Я понимаю, что на этот раз речь не о книге.

— He тревожься обо мне. У меня хорошо получается притуплять страх и ненависть к себе с помощью бренди и бессмысленных связей.

— Прекрати, Люциан!