Миссис Калибан

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я тоже, но, боюсь, я теперь ближе к где-то между, чем к молодой. Посередине.

— Это время тебе хуже, чем было раньше?

— Сейчас нет. Сейчас лучше.

Они любили друг дружку на полу в гостиной и на диване в столовой, сидя на кухонных табуретках и ванне наверху. И разговаривали. Беседа их почти вся состояла из вопросов и ответов на них. Она спросила:

— Откуда ты? Там все столько раз в день занимаются любовью?

— Слишком много?

— Нет. По мне — так в самый раз. Идеально. Люди здесь к этому по-разному относятся: кому-то очень нравится, некоторым нравится немножко, а кое у кого меняется в зависимости от того, с кем они, сколько им лет, хорошее ли у них настроение, или даже в зависимости от погоды.

Он рассказал ей про тех двоих, Келсоу и Уэктера, которые плохо с ним обращались. Они научили его говорить по-человечески с помощью электронного устройства, которое било током всякий раз, когда он ухватывал что-то неправильно. Образованием его заправлял некий доктор Форест — он был строг, но эмоционально отчужден. Когда уходил, Келсоу и Уэктер применяли электропогонялку и другие приспособления — стул с ремнями и очки с фиксацией, — чтобы дразнить его и мучить. А также, как он потом ей рассказал, пользовались своей силой и властью, чтобы навязывать ему участие в разных видах половых злоупотреблений — о некоторых она раньше и понятия не имела. Тот первый робкий подступ к ней в гостевой комнате, должно быть, случился из-за того, что́ с ним творили в Институте. Она попробовала объяснить. Он ответил, что не важно — ему было понятно, что тут все иначе. Она ощущала, что неспособна заставить его понять, как такое могло случиться и почему одно и то же, совершенное по различным мотивам, может оказаться либо хорошим, либо плохим, а также что означают эти представления. Ей хотелось бы сказать: это из-за нехватки любви. Но и об этом трудно было разговаривать. В старших классах ей задавали писать сочинения вроде таких вот — о Любви, Красоте, Времени. Время было интереснее всего. О нем она написала пятнадцать страниц, а потом зазвенел звонок. Но, конечно, Время можно видеть. Легче писать о том, что можешь увидеть — или воздействие чего тебе видно.

Он часто принимал душ — несколько раз за день. Ему нравилось смотреть телевизор, а больше всего любил он слушать музыку. Что ж до его диеты, ей вскоре предстояло выяснить, что та не сильно-то и отличается от диеты среднего мужчины, увлекшегося здоровым питанием.

В тот первый день, прежде чем отправиться за покупками после обеда, она принесла мерную ленту. Измерила ему стопы и записала цифры на клочке бумаги.

— Я знаю, что у тебя крепкая кожа, но тебе нужно разминаться, а если станешь тут расхаживать поздно по ночам, всегда есть риск наступить на гвоздь или битое стекло. И тротуары могут оказаться слишком жесткими.

— Так и есть. Когда я вчера вечером пришел на кухню, ноги у меня очень болели.

— Попробую подобрать тебе какие-нибудь сандалии.

— Спасибо, — ответил он. Он всегда был безупречно учтив. Теперь, зная, какие жестокие методы применяли, чтобы до него дошла политика Института касаемо вежливости и манер, она считала эти штришки хорошего воспитания у него в речи мучительными, словно те были шрамами на его теле.

Выходя из дому, она рассказала ему о телефоне и дверном звонке, дала ключ от его комнаты и предупредила, чтобы не включал звук слишком громко, если захочется послушать радио или посмотреть телевизор.

За покупками она поехала, как юная девушка на свою первую работу. Даже сарказм продавца в обувном магазине не до конца испортил ей вылазку.

— Это кому, дама, — ужасному снежному человеку? Вы шутите?

— Моему деверю, — спокойно ответила она. — Вся обувь у него ручной работы. А раз у него теперь украли багаж, положение безвыходное. Он нам рассказывал, каково ему приходилось, когда он в школе учился — как люди в обувных магазинах смеялись над ним и острили. Сама-то я раньше не верила. Нипочем не могла себе представить, чтобы люди смеялись над врожденной физической особенностью.

— Ладно, ладно, вы мне сердце разбиваете.

Сердце? Да она так и видела электрическое стрекало у него в руке. Он вызвал кого-то со склада, крикнув вниз по лестнице. Оттуда ответили, и несколько мгновений спустя мальчишка с длинными пегими волосами передал ему коробку.