Миссис Калибан

— Нет, — машинально, не повернув головы.

— Ты уверен? Может быть весело.

— Мне — нет. А ты сходи, если хочешь.

— Может, и схожу. Но я б лучше пошла с тобой. — Он ничего не ответил и не шевельнулся. Она вернулась в кухню.

— Эстелль? Фред отказывается.

— Почему?

— Ох, не представляю почему. Он ничем не занимается, просто сидит. Но говорит, что нет.

— Сама приходи.

— Может быть. Дай мне выждать несколько дней. Скажу, когда на показ костюмов пойдем.

— Ладно. Тогда до встречи.

Так и есть, подумала Дороти: на самом деле ничего он не работает. Она повесила трубку, забрала у Ларри салатницу и велела ему подготовиться. Поедут на машине. Фреду уже безразлично, куда она ездит или когда. Поначалу, после Скотти и младенца, когда она начала эти свои навязчивые беспокойные прогулки, он за нее тревожился. Хлопотал. Она беззащитна, говорил он. Может случиться что угодно, даже в предместьях, даже в приличном районе, как у них. Но люди — не яйца в упаковке, им не обязательно сидеть у себя в квартале. Они могут ходить везде. Да, отвечала она, и теперь ей самой хочется перемещаться. Заведи себе хотя бы собаку, говорил ей он, для защиты. Ладно, отвечала она, хорошо. Купила собаку; честного дружелюбного песика, джек-рассел-терьера. Назвала его Бинго и привезла домой. Фред взорвался.

— И ты считаешь вот это собакой? — заорал он. — Да он меньше буханки хлеба.

— Он очень проворный, — объяснила она, — и никогда от тебя не отвлекается. Он…

— Ох господи боже мой, Дот. Вот надо было такую бесполезную игрушку себе заводить. Сильно он тебе поможет, если свернешь за угол, а там шайка громил, которые тебя изобьют и изнасилуют.

— Мне так везет, — завизжала она ему в ответ, — что меня они привяжут к перилам, а изнасилуют собаку.

Он стукнул ее тогда — чтобы, как позже сам объяснял, ее успокоить, — и она зарыдала в голос и спросила, почему он захотел отдельные кровати, почему они больше не спят вместе, хотя бы только для того, чтобы вместе быть. Он ответил, что от этого себя чувствует виноватым, потому что просто не может, потому что все уже как-то неправильно, но оно развеется, если только они оставят все в покое. Возможно, займет какое-то время, но со временем они вернутся к норме, пусть только она прекратит на него давить. Ну да, ответила она, все получится.

Она водила Бинго гулять. Ходили они повсюду. Она никогда раньше не видела такого бойкого животного. С ним было весело, его приводило в такой восторг быть живым. Игривость осталась при нем, и когда он перестал быть щеночком. Он только-только дорос до взрослой собаки, когда однажды она оторвалась от посадки каких-то луковиц в саду — и не увидела его. Не возвращался он весь день. А не вернулся потому, что его сбила машина. Придя домой, Фред застал ее в гостиной, она плакала. Возле нее все умирает, сказала она. Всё — удивительно, что трава на газоне не отвернулась от нее и не спряталась обратно в землю. Она плакала много дней, недель. А Фред начал объяснять все меньше — он даже разговаривал теперь реже. Как бы сильно кого-то ни любил, есть предел тому количеству плача, какое можешь вытерпеть.

С тех пор он и перестал останавливать ее, когда она уходила одна из дому по вечерам, — и не спрашивал больше, куда она или когда вернется.

Дороти снова высунула из-за угла голову и сказала, что сходит отправит кое-какие письма и поездит покатается на машине. Он лишь ответил:

— Ладно. — Сам сидел в той позе, что и раньше.