– А где здесь можно зубы почистить?
– Удобства в конце коридора, – ответила женщина в желтоватом халате.
Курили молча, Ниной не интересовались. Потом женщина в трико и мужской рубашке спросила, надолго ли Нина в Иркутск. Нина ответила, что улетает завтра.
Во сне Нина видела Сашу. Он был неосязаем, туманен и, как это обычно бывает во сне, то исчезал, то появлялся снова. Он заходил с шахматной доской под мышкой в кабинет к самаркадскому психиатру, говорил что-то, снова исчезал, появлялся уже в лаборатории агробиологии, обтирал пот со лба, что-то писал в синюю тетрадь.
Было душно. Нина просыпалась, а когда засыпала, видела всё тот же сон.
Потом она увидела себя, как бы со стороны. Она увидела, как её, почему-то совсем обмякшую, погружают в ванную, а потом..
– Проснись, эээ! – девушку тыкала в плечо желтоватая женщина, - ты чего кричишь?
– А?
Нина открыла глаза, вокруг был всё тот же спартанский интерьер.
***
Свирский, постоянно недосыпающий, в самолёте задремал. Ему ничего не снилось. Или снилось, но сил запоминать сны не было.
48
Начальное купирование чувств у версии 1.0
Нина посчитала. На борту 18 человек. Четыре члена экипажа. Никогда до Нина так часто не летала на самолётах. Теперь полёт был почти привычным.
У иллюминатора сидел седой мужчина с черными бровями. Нина поздоровались и села рядом.
После ночи в гостинице никакого желания разговаривать или глупо, как с Сашей, шутить не осталось. Поэтому она раскрыла газету, купленную в аэропорту и сделала вид, что читает. На глаза попалась фамилия «Берия». Берия Нину интересовал мало, поэтому она закрыла газету и уставилась в овал иллюминатора. Голубые складки, облака, пустыня. Только не жаркая. Наверное, если оставить человека посреди этой пустыни, он умрёт. Не наверное, точно. Он не выйдет. Никогда. На много километров здесь - ни души. И никогда здесь никого не было. И никогда не будет. В этой пустоте. Кажется, будто этого всего вообще нет. Не существует. Что это – фотография в газете очень большого формата, которой просто прикрыли пустоту. Может быть, и Нина не существует? Может быть, она только персонаж большого – без начала и конца – художественного произведения? И кто-то сидит и придумывает, что она будет делать дальше.
Нине стало грустно. Она не хотела быть персонажем. Она же чувствовала и горячие потоки самаркандского воздуха, и дым папиросы Марка, и ещё что-то точно чувствовала. Тогда в ванной. Во сне.
Она почувствовала, когда увидела Сашу. Значит, она может. Только, кажется, что раньше это работало иначе. Теперь остались только слова – Миша – обида. За что – не помнит, но знает, что обозначает слово "обида", биологичка – злость, есть инструкция, что делать, когда испытываешь злость. Мама – любовь, когда любишь, нужно к объекту любви относиться бережно. Сейчас в голове были только инструкции, но в животе ничего не замирало, сердце не начинало стучать интенсивнее.
Нине вдруг показалось, что она может заплакать. Но она не заплакала, внутренний голос указал ей на отсутствие повода.
Чего только не придумаешь, глядя на облака внизу. Даже всякие глупости.
ebooksa