Избушка на краю омута

— Да кто уехал, кто помер. — Старик неопределенно взмахнул рукой.

— А как же вы один-то? — участливо поинтересовалась миловидная Даша. Вежливая. На «вы» обратилась. — Вдруг случится что, и помочь некому. Сюда и «скорая помощь» не приедет: дороги совсем нет. Переселились бы в село соседнее.

— Кому я там нужен? — ответил старик, не скрывая раздражения. Любопытные туристы ему уже порядком надоели. — Мне и здесь хорошо. Живу, годам счет потерял, и ничего никогда не случается. Каждый день одинаковый. Только времена года меняются.

— Одно слово — абориген, — произнес Колян и расхохотался. — Ну, молодец ты, батя, молодец! Крепкий, видать! Года тебя не берут. Ладно, спасибо за водопой! Пошли мы, посмотрим, где тут обосноваться можно.

— А зачем вы пожаловали-то? — спросил старик, спохватившись. Будто бы не знал! Ясно было, зачем. Спросил лишь для вида.

— Туристы мы. Отдых любим экстремальный. На природе, — ответил Колян и подмигнул остальным. — Точно я говорю?

Те заулыбались, закивали, а Павел добавил:

— Тесно в городах. Бетон и асфальт. Простора хочется. Зелени.

— Тут этого вдоволь, — кивнул старик и подумал: «Вот заливают! Природный отдых им нужен, как бы не так! Сокровища Кучумовские искать приперлись». Видал он таких. Они не первые. Приходят и рыскают, рыскают по лесам. Роют, металлоискателями землю щупают, а находят лишь смерть свою. И эти тоже не жильцы. День-другой, может, неделя, и все. Так всегда было и всегда будет. Сгинут, как все. Жаль только лес: нагадят ведь так, что месяц целый за ними убирать придется. В прошлый раз окурки и консервные банки повсюду валялись. А шума от них сколько! Одна головная боль, в общем. Ну, да ничего не поделаешь. Старик смотрел на их удаляющиеся спины, гадая, чей черед придет первым.

Четверо чужаков шагали меж двух рядов деревенских изб по единственной улице, заросшей бурьяном, и озирались. Наверное, уже почувствовали присутствие зла, хотя и не поняли, отчего им страшно стало. Наверное, и на одну ночь не остались бы, если б не клад. Вон лица как вытянулись, а глаза тревожно забегали! Боятся. Но не уйдут. Никто еще ни разу не ушел, и эти никуда не денутся. Нежить за зиму оголодала. В нынешнем году это первая партия. До осени еще много таких сюда явится. «Однако, пора», — подумал старик, глядя, как чужаки заходят в выбранную избу, пятую от края. Пусть пока устраиваются, отдыхают. А ему надо в село, на почту. Пенсию получить да письмецо новое отправить. До вечера успеет обернуться. Вечером-то самое интересное начнется.

Он зашел в дом, достал из тумбочки паспорт, бережно завернутый в полиэтиленовый мешок, и конверт, сунул все в охотничью сумку, перекинул через плечо ружье и вышел, оставив дверь незапертой. От кого запирать? И зачем? Брать у него нечего.

Широким уверенным шагом дед Кузьма направился по тропе, едва просматривавшейся в высокой траве. Ходили тут редко, а трава на влажной почве, да еще в жару, поднималась, как тесто на дрожжах, не по дням, а по часам. Вошел в сумрачный лес. Тот встретил его тишиной. Лишь ветки под ногами хрустели да сухая от жары трава шуршала об заскорузлые штаны. Никого. Ни одна пташка с ветки не вспорхнула. Мертвые места. Глухие. По обе стороны от тропинки — болото. Кто дороги не знает, в трясине увязнет, измотается. Вон и туристы пришли еле живые, в грязи по уши. Потому и не ходит в деревню никто, разве что по особому приглашению.

Шел долго, не меньше часа. Дорогу эту старик наизусть знал, с закрытыми глазами одолел бы опасный путь. С детства каждый день в школу с ребятами ходил. Длинной вереницей шли они гуськом. С каждым годом вереница становилась короче.

Но вот лес поредел и кончился, а вместе с ним кончилось и мертвое царство. Открылось просторное поле, колышущееся на ветру зелеными волнами и наполненное звуками жизни. После гробовой тишины черной чащи стрекот кузнечиков и жужжание пчел оглушали. Шума он не любил, раздражался от этого. Отвык. Старик пересек поле и вошел в редкую светлую рощу. Миновал опушку, заросшую тонкими осинками, и очутился среди белоствольных берез, свесивших к земле гибкие ветви в длинных сережках. Лес приветствовал его раскатистым стуком дятлов. Звук похож на тот, когда горох из мешка на пол сыплется, только громче гораздо. Движение жизни было повсюду: лесные пичуги метались в ветвях, под ногами то и дело шмыгали мыши, прямо перед носом проскакал заяц, ныряя в высокой траве, в щеку врезался мчащийся куда-то жук, кое-где вздымались горы гудящих муравейников. Суета, одним словом. Никакого покоя. Когда вышел на пыльную дорогу, ведущую к селу, вздохнул с облегчением. Хорошо бы по пути никто не встретился. Его в селе все знали и не любили. Здоровались, пряча неодобрительные взгляды. А потом (он знал, хоть и не видел) ему вслед оглядывались и шептались за спиной. Он не слышал, что говорят, но смысл сказанного был ему известен. «Тот самый… Отшельник… С нечистой силой спутался… Черный колдун… Не смотрите ему в глаза… Самое главное — не смотрите ему в глаза!» Боялись его, и правильно делали.

Дошел до почтового отделения, располагавшегося в обычной избе, обозначенной вывеской. Внутри — духота. Все окна открыты, и жара льется в них вместе с солнцем и мухами. Две толстые тетки за стойкой, клюющие носами, встрепенулись от звука шагов, распахнули сонные глаза, уставились на него оторопело. Узнали.

— Здравствуйте! — воскликнула та, что с желтыми кудрями. — За пенсией пришли? Вы последний у нас остались, все уж получили давно.

— Мне торопиться некуда, — ответил старик и зашуршал целлофаном, вытаскивая замусоленный паспорт. — Вот!

Документ шлепнулся на облупленную стойку. Желтокудрая брезгливо взяла его двумя пальцами, будто боялась заразиться чем-нибудь. Другая, черноволосая, с растрепанным узлом на затылке, тут же отвернулась, сделав вид, что пишет что-то в журнале. Старик не видел, но знал, что она там рисует цветочки и сердечки, а сама боковым зрением следит за происходящим и тайком рассматривает старика. Ни одного движения не пропускает. Любопытная, как и все. Он сложил в целлофановый пакет выданные купюры и немного мелочи, туда же отправил паспорт, спрятав все в висевшую на боку брезентовую сумку. Взамен выудил из ее недр белый запечатанный конверт и протянул желтокудрой:

— Вот. Письмо возьмите.

— Опять внуку? — поинтересовалась та и, не дожидаясь ответа, прострекотала по-сорочьи нагло: — Что-то вы все шлете и шлете, а он в ответ не пишет. Может, адрес неверный указываете? Кажется, в прошлый раз другой адрес был. — Она изучала надпись на конверте. — Ну, так и есть. Здесь у вас улица Войкова, а в тот раз была Войковская.