— Сох, — сорвалось с губ старика странное слово.
— Чего? — удивленно переспросила Лера Красавина, глядя на мясо с подозрением. — Такое красное…
— Правильно, привыкла к розовой колбасе с красителями, — вмешался Паша Зубрилов. — А сох — сохатый, значит. То есть лось.
— А-а, — протянула она с облегчением. — Лось. А у меня, кажется, еще в рюкзаке что-то осталось. Бутерброды должны быть. — Она выбралась из-за стола и пошла к куче вещей, сваленных прямо на полу рядом с входной дверью.
Планировка в избе была предельно простой — одна — единственная квадратная комната делилась огромной печью на спальню и кухню. Вешалками в прихожей служили гвозди, вбитые в стену у входа, на них болтались, подцепленные за воротник, какие-то грязные куртки и телогрейки. Обуви на полу не было. Похоже, хозяин никогда не снимал свои огромные кирзовые сапоги. Глядя на него, гости решили тоже не разуваться. Табурет оказался единственным, поэтому старик принес старые ведра и, перевернув их вверх дном, предложил присесть. «Его можно понять, — подумал Борис, ерзая на металлическом круге, края которого неприятно вдавливались в кожу. — Зачем ему еще какая-то мебель, если он живет здесь один?»
Нестерпимо хотелось спать. Но мысль о кладе не давала покоя. Теперь, когда несметные сокровища были где-то совсем близко, Борис сгорал от желания завести об этом разговор, но никак не мог решиться, боясь отпугнуть старика, так обрадовавшегося неожиданно появившемуся внуку. Зря Борис переживал, что тот заподозрит в нем самозванца — оказалось, у старика так худо было с памятью, что он не помнил имени своего внука. И о семье ничего не спрашивал, избавив Бориса от необходимости врать, а потом сгорать от стыда после уличения во лжи. Старик хлопотал вокруг них, подливая в кружки травяной чай из мятого алюминиевого чайника, рассказывал, в какое чудесное место они пришли, какая тут природа и не тронутый цивилизацией воздух. Услышав о воздухе, Лера подавилась скептическим смешком, заглушив его прижатой к губам ладошкой. Похоже, хозяин не чувствовал нестерпимой вони, исходящей от прокисшего озерца, начинавшегося в двух шагах от избушки, — наверное, другого воздуха и не знал.
— Вот отдохнете с дороги, и я вас свожу в ягодные места. Там уж земляника наспела, будто нарочно к вашему приходу. Ни в один год так рано не было ягод! — увлеченно болтал старик. Вдруг Лера подалась вперед и выпалила:
— А правда, что у вас тут клад спрятан?
Борис метнул на нее гневный взгляд: ведь просил же молчать! В ответ она прищурилась и пояснила ему свою выходку тонким ехидным голоском:
— От тебя-то, Неупокоев, не дождешься! Вот и решила сама спросить!
Борис испугался, что старик рассердится или, по крайней мере, растеряется, но он, похоже, даже обрадовался, будто ждал этого вопроса.
— Клад? А как же, есть клад, есть! — ответил он с загадочной улыбкой.
При этих словах маленький Генка и вечно сонный Витя Сомов одновременно вскочили со своих ведер и оживленно выпалили:
— Да ну?! Правда?!
— Настоящий?
— Где? — это уже добавил Зубрилов.
— Блин, я в шоке! — выронил Сашка Разгуляев, кажется, совершенно машинально.
Маша Малютина молчала, яростно обгрызая ноготь на среднем пальце.
Старик выдержал паузу, будто наслаждаясь всеобщим вниманием, и ответил:
— Да здесь он, в подполье у меня, в кладовой. Хотите, покажу?