Опасность тьмы

– Я думаю, вам лучше уйти прямо сейчас, – сказал Даги.

Она проигнорировала его.

– Вы же понимаете, что я имею в виду, правда, миссис Милап?

– Вы меня обманули.

Люси Гроувс покачала головой. Она убрала диктофон обратно в сумку.

– Дело в том, что это все одна большая ошибка. Она ничего не делала, вообще не делала ничего плохого, и никогда бы не сделала, никогда в жизни. Совершенно очевидно, что она этого не делала – вы бы только ее знали. Очевидно, что не делала. – Эйлин поднялась, собирая воедино все остатки достоинства и сил. – Я знаю, в чем заключается правда. Правда в том, что была допущена чудовищная несправедливость. Кто-то, кто похищал, ранил и убивал детей, бродит на свободе и планирует сделать это снова, тогда как Ви… моя дочь несправедливо находится под арестом. Вот это правда. И, когда она раскроется, то, может быть, я обо всем расскажу. Но не вам. Не вам.

Она отвернулась, когда мужество окончательно покинуло ее, и ее лицо будто сжалось и потемнело. Даги поднял яркую зеленую сумку и встал, протянув ее Люси Гроувс. В конце концов она взяла ее, не произнеся ни слова, встала и вышла из комнаты. Он вышел прямо вслед за ней. Он подумал, что если бы он не сложил руки на груди, то вытолкал бы ее за дверь.

Сорок семь

В доме всегда царил сумрак. Только на кухне было солнечно большую часть дня. Кабинет был самой прохладной комнатой в доме, так что жаркие дни Магда проводила там. Она пыталась работать, но из этого почти ничего не выходило. Ее обычно четкие, острые рассуждения будто пропускали через измельчитель, и она всегда оставалась в ужасе от беспомощности того, что она сама написала.

Теперь она лежала на диване, то читая, то дремля. Окно было открыто и выглядывало на ее маленький сад. Дрозды скакали по поросшей мхом брусчатке. Сад тонул в тени, отбрасываемой высокой стеной, не считая светлой каемки в дальнем конце.

Она закрыла глаза. Она чувствовала слабость и этим утром проснулась в слезах. В больнице она чувствовала себя в безопасности, и у нее была компания. Ей нужны были люди не столько для того, чтобы с ними разговаривать, а скорее чтобы за ними наблюдать и размышлять. А еще ее кормили, и за ней ухаживали, и сейчас она поняла, насколько стала зависима от этого – и именно из-за этого она и расплакалась с утра. Обычная повседневная жизнь превратилась в медленную утомительную борьбу. Через полчаса ей, вероятно, захочется выпить чашку чая, но поход на кухню, скорее всего, станет для нее непосилен.

«Я не такая, – думала она. – Я стала чужой для себя самой, и это пугает меня».

Она стояла у руля всю свою жизнь, сама всего добивалась, была сильной, мужественной женщиной, независимой духом и телом. А теперь на ее диване лежал кто-то другой, дремал, мучился от одиночества и боязни темноты.

Дрозд прискакал ближе. Она никогда не замечала птиц. Сад был для нее уединенным зеленым куском земли, но она никогда не интересовалась цветами и растениями. «Животные только забирают и ничего не дают взамен», – всегда говорила она. В детстве Джейн всегда хотела хомячка, или кроликов, собаку или кошку. «Животные не могут быть равноправными компаньонами высокоразвитых человеческих существ».

А теперь она смотрела на дрозда с восхищенным интересом. Вся его жизнь проходила в поисках пищи и при этом в отсутствии гарантий, что эта пища найдется. Может быть, он прилетел за необходимым жизнеобеспечением сюда. Она понятия не имела, чем питаются дрозды. Другие люди бросали птицам крошки и орехи – ей этим заниматься никогда не приходило в голову. Но сейчас она внезапно остро прониклась к дрозду. У нее были какие-то остатки еды в шкафу и в холодильнике, и она теперь редко бывала по-настоящему голодна, но, если запасы кончатся, ей как-то придется их пополнять. Интересно, хозяева магазинов все еще доставляют еду? Кому она могла позвонить, чтобы за нее сходили по магазинам? То, что раньше было простейшей задачей, теперь превращалось в невероятно сложное испытание. Все стало испытанием: пройти из комнаты в комнату, одеться, раздеться, помыться, принять ванну, разобрать чистую одежду. Она была жалкой старухой, и это ее злило.

Но глубокие зеленые тени в саду успокаивали ее, когда она смотрела на них. Она закрыла глаза, но потом снова открыла, услышав едва уловимый звук. Дрозд улетел.

Внезапное перемещение по комнате было таким бесшумным и быстрым, что она едва успела понять, что произошло, когда он уже оказался у ее дивана. Магда начала ерзать, пытаясь приподняться.

– И снова здравствуйте, мисс, – тихо сказал он. – Надеюсь, вы помните меня.

Она уставилась на него, пытаясь идентифицировать. Он был очень высокий, одет в джинсы и футболку с Олимпиадой в Атланте 1996 года, хотя рисунок на груди был уже еле различим. Что-то в нем было, что-то… Ей удалось сесть почти прямо. Но не совсем.

– Ну давайте, давайте, мисс, вы должны вспомнить меня. – Его голос был одновременно угрожающим и умоляющим. – Будет совсем не здорово, если вы скажете, что забыли меня, мисс.