Опасность тьмы

Его лицо ожесточилось, и внезапно он ударил себя кулаком по колену.

– Лучше бы вам сказать мне, что помните.

– Должно быть, это было много лет назад.

– Очень, очень много лет. Много лет. Мне было шесть или семь… или восемь лет. Понимаете, просто сейчас я точно не помню. Помнить – это сложно, правда, мисс Доктор? Значит, я тогда был маленьким. Но все остальное я помню. Я помню, как вы говорили, и говорили, и я помню, как вы писали – и писали, и писали, и ваши вопросы, вопросы, вопросы и еще вопросы. Я помню. И я никогда не знал ответов, я просто слышал вопросы, и ваши разговоры, и видел, как вы писали. А потом меня отослали. Может быть, вы это помните?

– Отослали?

– Никто не забывает того, как его отослали.

– Но я вас никуда не отсылала.

– Нет, вы это сделали. Вы задавали вопросы, и что-то писали, писали, и я все возвращался в ваш кабинет, а потом однажды меня отослали. Это я не забыл.

– Как вас зовут?

– Вы делаете вид, что даже сейчас этого не помните?

– Нет, не помню. Как вас зовут?

– Микки.

– Я вас не отсылала. Я не могла. У меня не было полномочий куда-то отсылать детей.

– Может, вы сказали кому-нибудь другому. Может быть, так. Я просто знаю, что это случилось. Я очень хорошо это помню… Вот почему.

– Почему что?

Он поднялся и подошел, и встал прямо перед ней, так что она отшатнулась. От него пахло чем-то сладким, но она не узнавала, что это за запах.

– Куда я поехал, мисс, вот это я помню. Я помню все. Вы не помните ничего. Это очень плохо. Я знаю, что я помню, и из-за кого это случилось, и это вы, мисс, вы, Доктор Доктор, и я давно ждал, чтобы прийти и помочь вам вспомнить, и вот он я.

Он говорил все быстрее и быстрее, его слова набегали друг на друга, пару раз она почувствовала его слюну на своих руках, а потом на шее.

И внезапно она увидела его: худого, как палка, мальчика с огромными руками и болячками на голове, с синяками вокруг шеи и на плечах. Он сидел на прямом стуле в ее кабинете и трогал то свое ухо, то свою ногу, и снова повторял этот жест, который был явно не случайным – он как будто дотрагивался до талисмана. Он был погружен в молчание из-за невыразимого ужаса – недокормленный, обозленный особенной, потерянной, доведенной до предела болезненной злостью, и слишком напуганный, чтобы даже прошептать ей что-то. Она виделась с ним время от времени, и один раз – всего один раз – она услышала, как он говорит, но она не смогла уловить, что он тогда сказал. Его слова она так и не уловила.

– Я помню, – сказала Магда. – Микки.