Мэвис шваркнула трубкой об аппарат. Она чувствовала себя, как Железный Дровосек, забытый под дождем. Казалось, все ее металлические детали заржавели, а пластмассовые – расползлись в кашицу. Суббота, десять вечера, на сцене – живой музыкант играет, а пойлом не наторговала и на то, чтобы певцу гонорар заплатить. Нет, в баре-то народу битком, но все сосут из стаканов неторопливо, чтобы подольше хватило, лыбятся друг на друга влюбленными глазами, да пара за парой линяют, и десятки не оставив. Что за чертовщина с городом происходит? Блюзовый певец ей зачем? Чтобы киряли больше. А все население, кажется, просто очумело от любви. Не пьют, а лясы точат. Слизняки. В отвращении Мэвис сплюнула в раковину за стойкой. По жести звякнула крохотная пружинка, оторвавшаяся от какой-то детали в ее внутренностях.
Тряпки. Мэвис тяпнула “Бушмиллза” и опалила взглядом парочки, ворковавшие у стойки, а потом метнула шаровую молнию в Сомика, заканчивавшего на эстраде свое отделение. Его стальной “Нэшнл” ныл, а он пел о том, как потерял на перекрестке свою душу.
Сомик рассказывал историю о великом Роберте Джонсоне, незабвенном блюзмене, который встретил на перекрестке дьявола и продал ему душу за сверхъестественный дар; но в отместку всю жизнь его потом преследовал адский цербер, взявший его след у врат преисподней, – он и привел Джонсона в тот дом, где ревнивый муж подсыпал ему в пойло яду.
– По правде, – бормотал Сомик в микрофон, – я и сам выходил на каждый перекресток в Дельте, чтоб душу продать, да только покупателей не находилось. А теперь вместо этого блюза появилось. Только у меня и свой адский пес завелся, это уж как пить дать.
– Как это мило, рыбешка, – крикнула из-за стойки Мэвис. – Поди-ка сюда, я с тобой поговорить хочу.
– Извините, публика, меня вот как раз из преисподней кличут, – ухмыльнулся Сомик толпе. Только его никто не слушал. Он поставил гитару в стойку и поковылял к хозяйке.
– Ты слишком тихо поешь, – сказала она.
– Вставьте в розетку слуховой аппарат, женщина. У меня на этой гитаре звукоснимателя нет. И оно играет так, как в микрофон слышно, а не то фидбэком глушит.
– Народ разговоры разговаривает, а не пьет. Играй громче. И никаких больше любовных песенок.
– У меня в машине “Фендер Стратокастер” с усилком “Маршалл”, да только мне они не нравятся.
– Сходи и принеси. Подключись. Играй громче. Ты мне на фиг не нужен, если пойло не расходится.
– Я сегодня все равно последний вечер играю.
– Тащи гитару, – только и сказала Мэвис.
Молли
Молли протаранила грузовичком мусорный ящик на задворках “Пены Дна”. Осколки фар звякнули об асфальт, вентилятор визгливо проскрежетал по радиатору. Последний раз Молли сидела за рулем много лет назад, к тому же Лес забыл вкрутить несколько деталей в самодельные тормоза. Молли заглушила мотор, поставила машину на стояночный тормоз и рукавом стерла все отпечатки пальцев с руля и рычагов. Потом выбралась из кабины и швырнула ключи в покореженный бак. Из задней двери салуна музыки не доносилось – только вонь выдохшегося пива, да невнятное бормотание застольных разговоров. Она быстро выскочила из переулка и зашагала домой.
Над Кипарисовой улицей плыл низкий туман, и Молли радовалась такой маскировке. В трейлерах на стоянке горело лишь несколько окон, и она прошмыгнула мимо, чтобы поскорее добраться до одинокого голубого мерцания своего забытого телевизора. Молли бросила взгляд мимо дома – туда, где лежал и поправлялся Стив, – и заметила, что в тумане вырисовывается какой-то силуэт. Подойдя ближе, она обнаружила, что фигур не одна, а две – они стояли футах в двадцати от трейлера-дракона. Сердце у нее ушло в пятки. В любую секунду туман могли прорезать лучи полицейских прожекторов. Однако фигуры просто стояли на месте. Молли на цыпочках обогнула угол своего трейлера, вжимаясь в стену так, что холод алюминиевого бока обжег ей кожу через фуфайку.
В тумане раздавался женский голос:
– Господи, мы вняли твоему зову и пришли к тебе. Прости нам небрежный наряд наш, ибо химчистка в выходные закрыта, и мы, к великой скорби нашей, остались без облачений с подобающими им аксессуарами.
То были дамочки со школьными молитвами, Кэти и Мардж, хотя Молли ни за что в жизни не удалось бы отличить одну от другой. Они нарядились в одинаковые спортивные костюмы розового цвета и такого же оттенка кроссовки. Молли видела, как барышни шагнули ближе к Стиву, и по телу трейлера пробежала волна.
– Как Господь наш Иисус отдал жизнь Свою за наши грехи, так и мы пришли к Тебе, Господи, отдать свою.
ebooksa