Леанансидхе склонила голову перед Мэб, и холодный голос снова сорвался с её губ.
— Не моей служанке обсуждать или расспрашивать меня, даже говорить обо мне по её собственному суждению.
Леа снова преклонила голову перед своей королевой, и в её движении не промелькнула даже намека на злость или недовольство. Мэб продолжала двигаться от камня к камню, не пересекая пространства между ними. Мне должно было становиться легче от многократного повторения. Увы. Каждый раз, когда она делала это, я понимал, что она может легко появиться позади меня с дурными намерениями, и не было ничего, что я бы мог с этим поделать.
— Есть древние правила приличия, которые будут соблюдены, — сдержанным и каким-то формальным тоном произнес голос Мэб. — Есть слова, которые должны быть сказаны. Обряды, которые должны быть увидены. Говори своё желание, смертный.
Теперь я действительно дрожал от холода. Я поднял руки и сцепил их на груди. Это не помогло.
— Силы, — твердо и громко потребовал я.
Затененная фигура застыла на месте и, повернувшись, уставилась на меня. Горящие зеленые глаза чуть наклонились в сторону, как будто Мэб склонила голову набок.
— Скажи мне почему.
Я сжал зубы, чтобы они не стучали.
— Моё тело тяжело ранено, но я должен бороться с Красной Коллегией.
— Ты это проделывал множество раз.
— На этот раз я сражаюсь с ними всеми. Красным Королем и его правящим кругом.
Огонь в её глазах вспыхнул ярче.
— Скажи мне почему.
Я сглотнул и сказал.
— Они похитили мою дочь.
Скрытая в тени фигура затрепетала, а её отделённый от тела голос вздохнул от удовольствия.
— Аххх. Да. Не для собственной жизни. Но для своего ребенка. Ради любви.
Я судорожно кивнул.
— Так много ужасных вещей делается для любви, — произнесла Леа голосом Мэб. — Ради любви мужчины калечат себя и убивают соперников. Ради любви даже миролюбивый мужчина идёт на войну. Ради любви мужчина разрушает себя, и делает это с радостью, — теперь она шла по физическому кругу, её движения были так наполнены неожиданной скоростью и нечеловеческой грацией, что казалось, словно она летит над землей. — Ты знаешь мою цену, смертный. Скажи это.