Перемены

Пылающие глаза Мэб долгое мгновенье смотрели на меня. Затем она снова продолжила свой путь по кругу — третий проход по кругу вокруг меня — более медленно на этот раз.

— Ты должен понимать, чародей. Как только ты станешь моим Рыцарем, как только последний из твоих поисков будет завершен, ты — мой. Ты будешь разрушать то, что я прикажу тебе разрушить. Убьешь любого, кого я пожелаю, чтобы ты убил. Ты будешь мой. Кровью, костью и дыханием. Ты понимаешь это?

Я судорожно сглотнул.

— Да.

Она медленно кивнула. Потом повернулась, чтобы взглянуть на Леанансидхе.

Леа снова преклонила голову и щелкнула пальцами.

Шесть скрытых мантиями фигур появились из тумана: маленькие, уродливые существа, которые могли быть кобольдами или гномами или любыми из полудюжины других слуг Сидхе. Я не мог сказать точно, потому что мантии сделали их безликими, внешне одинаковыми.

Но я знал человека, которого они несли привязанным к доске.

Как и я, мужчина был обнаженным. Я знал, что он ниже меня, но более спортивный, мускулистый. Впрочем, так было несколько лет назад. Теперь это была иссохшая оболочка человеческого существа; темно-серый набросок, сделанный небрежной рукою. Глаз у него не было. Исчезли, но исчезли аккуратно, словно их извлекли хирургически. Всё его лицо покрывали татуировки, особенно впавшие веки — простое слово, вытатуированное на разных языках и в разных стилях написания: предатель. Сквозь полуоткрытый рот были видны зубы, покрытые рунами и кельтскими символами, открашенные чем-то темно-коричневым, что превращало его рот в живую галерею резьбы по кости.

По сути, всё его тело было украшено или татуировками или искусными, ритуально нанесенными шрамами. Он был привязан к доске семью тонкими шелковыми веревками, но его истощенные конечности выглядели так, словно в них никогда не было силы разорвать даже эти непрочные путы.

Он плакал, тихо всхлипывая, этот звук, казалось, принадлежал животному, мучающемуся от ужасной боли, а не человеку.

— Иисус, — прошептал я и отвел от него взгляд.

— Я даже немного горжусь этим, — сказал холодный голос Мэб. — Безусловно, Белый Христос никогда не страдал так долго или так ужасно, как этот предатель. Три дня на перекладине. С трудом хватит времени даже для прелюдии. Впрочем, что касалось страданий, римляне были людьми, увлеченными своим хобби.

Слуги положили доску на каменный стол, расположив мужчину в центре. Затем они поклонились Мэб и удалились, не проронив ни звука. На мгновенье единственными звуками были шепот холодного, легкого ветра и рыдания Слейта.

— На какое-то время я была удовлетворена, замучив его до грани рассудка. Потом я пожелала увидеть, как далеко за её грань может шагнуть смертный, — её глаза радостно блестели в тенях. — Жаль, что так немного осталось. И все же, он — Зимний Рыцарь, юный чародей. Сосуд моей силы среди смертных, и консорт Королев Зимы. Он предал меня. Смотри, куда это привело его.

Существо, которое раньше было Ллойдом Слейтом, издало тихий, безнадежный звук.

Я дрожал, испуганный.

Тёмная фигура подошла ближе, и бледная рука показалась из складок одежды. Что-то холодно блеснуло в странном свете и упало в густую траву у моих ног. Я наклонился поднять это и обнаружил древний-древний нож с простым листообразным лезвием, установленным в деревянную рукоятку, обёрнутую шнуром и кожей. Он был, я полагаю, сделан из бронзы. Его обоюдоострое лезвие злобно и ярко блестело, а тонкое игольное остриё каким-то образом выглядело голодным.

Я ощутил энергию, выливающуюся через небольшое лезвие; силу, которая была необузданной и дикой, которая плевала на границы и насмехалась над сдержанностью. Не злая, как таковая, но голодная и наполненная желанием принять участие в своей части цикла жизни и смерти. Она жаждала кровопролития.

— Пока Ллойд Слейт живет и дышит, он — мой Рыцарь, — раздался голос Мэб. — Возьми шило Медеи, чародей. Возьми кровь его жизни.