Я привыкла к неудобоваримой аудитории в Лондоне: шумные и беспокойные, люди чокались, хрипло смеялись, а я продолжала играть настолько хорошо, насколько это у меня получалось. Эти зверюги, пусть и в извращенной форме, но все же были частицей этих зеленых земель. Они перестали кружить, рядком уселись передо мной, сомкнули челюсти, смотрели и слушали, навострив уши, словно радары. Вот что я пела им:
Конечно же, это была песня Колума, то есть та самая песня, которой он воспевал красавицу в Сэнви. Конечно, в моей обработке специально для трех дочерей тьмы, дабы польстить и умаслить их. Кажется, сработало!
Когда я закончила пение и перешла к легкому перебору струн и импровизации, они все еще сидели передо мной, но не прижавшись друг к другу в человеческом обличье, а все еще в лисьем.
Затем я повторила то, что сделал первый герой. Продолжая играть, я тихо и вкрадчиво сказала им:
— О ваши высочества, лисы, как вы прекрасны! Но я знаю, что в человеческом облике красота ваша превосходит красоту самой луны. Не забывайте, я уже видела вас в вашем человеческом облике.
Я замолчала, продолжая наигрывать мелодию.
Потом задумчиво промолвила:
— Поскольку вы в основном бываете в человеческом обличье, то мне кажется, что вы бы лучше услышали мои песни своими человечьими ушами.
Говорила ли я по-гэльски? Этого я никогда не узнаю.
Гитара была столь послушна моим пальцам, что я могла бы сыграть все, что угодно. Посредством музыки я могла создавать предметы, ткать их из света и воздуха — никогда раньше я не была способна на такое и никогда не смогу впредь. У меня неплохой голос, но в ту ночь на холме той, другой Ирландии он был подобен тому, который звучит лишь в голове поющего.
Вскоре, как и гласила легенда, они сбросили лисьи шкуры.
Конечно, я видела компьютерные спецэффекты в фильмах, но они в подметки не годились этому раздеванию. Каждая лиса, одна за другой, вставала на задние лапы и сбрасывала лисью личину подобно тому, как женщина снимает с себя платье. Все три стащили лисьи шкуры через голову и положили на землю. Встряхнувшись, они уселись вновь, ослепляя белизной своего тела и блеском эбеновых волос.
Как я уже говорила, глаза их были ужасны; но теперь я привыкла и к ним. Так порой бывает, если нужно, нет, скорее — если необходимо к чему-то привыкнуть, причем побыстрее. И как только я освоилась с их взглядом, я поняла их звериную сущность. Три девы были самыми прекрасными существами, которых мне когда-либо приходилось видеть. Я ясно видела груды костей и реки пролитой крови, но не застрявшими в волосах или зубах, а отчетливо видимыми в глазах, засевшими глубоко, подобно отраве, в их разрушенных астральных внутренностях. Они были словно прекрасные женщины, пораженные неизлечимой болезнью. За исключением разве что того, что они никогда не могли умереть на самом деле, а должны, вот как и сейчас, всегда как-то возвращаться в этот мир; да и к тому же кто мог убить их на век или около того? Нам с ними не справиться. И, как только я привыкла к ним, они сами привыкли к себе.
Значило ли это, что им нравилось? Нет, потому что вам не надо учиться принимать то, что вы любите.
Все это уже было в их горящем взоре, подобно гнили, составляющей часть яблока. И как кожура покрывает яблоко, так и они скрывали это, но только от самих себя.
Я пела, чтобы польстить им, помогая и содействуя их самообману. Чтобы польстить им самым топорным образом, так как, возможно, с помощью этого, думала я, получится заключить какую-нибудь новую сделку. Я надеялась, что вдохновение посетит меня, вверяла себя музыке и музе в моей голове.
Но тут я заметила, что пою вовсе не об этом. Напротив, я запела о том, что отражалось в их глазах, а отражалась там гниль.
Колум использован свой шанс, воспевая золотоволосую красавицу. А теперь я использовала свой. У нас вовсе не было выбора. Право поэта — и проклятие.
Еще и еще. Не имея возможности остановиться, я пела о страшном, что было в них, пока красота совсем не смешалась со смрадом и ужасом, а грязь не проникла в прекрасное. И они так и сидели плечом к плечу, эти исчадия ада, и слушали в трансе. А их шкуры лежали на земле.
Теперь настало время для того, чтобы, как говорилось в легенде, из-под холма показался мой лучший друг, или брат, и метнул копье. И оно пронзило бы предплечья, сердца и шеи. После чего он должен был выйти с мечом и завершить начатое. Но я была одна. Все мои возлюбленные и семья находились вне досягаемости. Все, чем я владела, — это прошлое да Небесная дева где-то в недрах моего мозга. И еще гитара, которая, как ни крути, все-таки не арфа.
ebooksa