Неупокоенные

22
18
20
22
24
26
28
30

Кэролайн слышала их голоса как через глухую стену. Она опустила голову. Как же она устала! Как же ей преодолеть последнюю ступень?

– В «Черном гелиотропе», – сказала Эми умоляющим голосом, – была Пещера Верта. Там было много сокровищ. Можно, мы поиграем как будто мы в пещере, мамочка?

Кэролайн заговорила раньше, чем Минна успела ответить. Ее голос прозвучал неожиданно громко:

– Нет там никаких сокровищ, Эми. Только мусор, как сказала твоя мама.

Наконец-то она преодолела последнюю ступеньку и направилась на кухню за выпивкой.

Элис

– Ну что, гордишься? – ехидно спросила Сандра.

– О чем ты?

– О том, что ты сделала, – ответила она. Новенькая заскулила почти как животное, – первоклассное маленькое представление!

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Конечно, я все понимала.

Она имела в виду взорвавшуюся лампочку. И да, я гордилась. Да более того – я была на седьмом небе от счастья! Наконец-то после стольких лет я почувствовала в себе силу.

И это вселило в меня надежду.

Я лишь однажды видела настоящий большой пожар. Мне было семь или восемь лет. Огонь быстро распространился по соседним домам, прежде чем перекинулся на церковь Иоанна Богослова и похоронное бюро. К утру от домов ничего не осталось, а церковь почернела и наполовину выгорела. В воздухе пахло расплавленным стеклом и каким-то химическим веществом. Добровольцы вытаскивали гробы из-под обломков. Мы с сестрами стояли в стороне и наблюдали за этим, чтобы поглазеть на мертвые тела. Гробы были покрыты толстым слоем пепла, наполовину обгоревшие тела лежали под брезентом. Волосы и ногти у них выгорели совсем.

– Когда человек умирает, его ногти продолжают расти, – сказала мне сестра Делайла, – волосы тоже.

– Однажды ты тоже умрешь, – сказала сестра Оливия, – и от тебя не останется ничего, кроме костей и ногтей. И никто не будет по тебе скучать.

«Ибо прах ты и в прах возвратишься».

Сандра не знает, что я собираюсь устроить пожар. Как я могу ей об этом сказать? Если моя догадка верна, то это – конец. Конец нашего существования. В этом-то и смысл. В художественной литературе призраки остаются на земле, потому что они к чему-то здесь привязаны, им нужно что-то завершить.

Уверяю вас, это не наш случай. Земная жизнь теперь вне досягаемости, миру нечего нам предложить, а нам нечего ему дать. Я как женщина, смотрящая с балкона на красочный парад, который шествует по улице и постепенно растворяется за горизонтом. А ее ждет гора грязной посуды – именно так она и проведет праздничный вечер. И все следующие вечера.

У меня была Мэгги, но она, должно быть, уже умерла. Я хотела бы это почувствовать, но не могла. Когда дочка стала взрослой, она отдалилась от меня, превратилась в незнакомую мне женщину с короткими волосами и прямой спиной. «Это тофу, – сказала она мне, когда я приехала навестить ее в Сан-Франциско. Она поставила передо мной тарелку овощей с большим куском чего-то белого, похожего на спрессованный жир. – Я теперь вегетарианка».

Удивительно, не правда ли? Как люди, чьи сердца когда-то бились в унисон, могут стать такими далекими и чужими. В этом и есть вся суть жизни – постоянное разделение и отдаление. Этот процесс можно остановить, только слившись с единым потоком времени, с вечностью.