«Там не пройти, – сказала ему Аква. – С нашей стороны нет. Он впускает только то, что сам захочет… Я пыталась». Девочка была такой же отчаянно-безрассудной, как её отец. «Но ты умеешь делать лабиринты. Вы вдвоём с твоей Евой. Как и мой отец. Только с той небольшой разницей, – голос девочки на мгновение дрогнул, – что вы оба живы. Поэтому я и поплыла за тобой».
Снова настигло ощущение, что он находится в сновидении. Возможно, здесь, в Храме, такое место. Фёдор не особо всерьёз воспринимал все эти истории с плохими вибрациями, но заставить голову проясниться потребовало усилий. Монахи уже разместили его под бычьей мордой и туго затянули ремни. А потом Фёдор снова скосил взгляд на эту деревянную скульптуру у подножья перекладин, где его ждал очищающий душ. Могучий воин с занесённым мечом; за плечами воина в дереве искусно вырезаны лица – испуганные женщины, немощные старики, дети. Скульптура защитника, кем и были изначально капитаны. В принципе, Фёдор уже понял, что это за скульптурная композиция: золочёное дерево, пазухи крепежа – ростра, снятая с носа боевого корабля. И как он мог так обознаться? Скульптура изображала женщину с развевающимися волосами – не могучего воина! В правой руке закинутый над головой меч, левая устремлена вперёд. На плечах в складках плащ; женщина-воительница действительно закрывает собой тех, кого призвана защитить.
Старинный резчик вложил в работу всё своё мастерство – лицо женщины, на котором играли отсветы масляных ламп, казалось прекрасным.
– Гляжу, заинтересовал тебя защитник слабых? – с горделивой, но исполненной благоговения улыбкой поинтересовался один из монахов. Все другие экзекуторы смиренно сложили перед собой руки, обратив сияющие взоры на скульптуру. – Перед тобой один из Девяти капитанов. Это величайшая ценность. В ней благой свет начальных времён! Эту чудо-ростру лично, своею рукой вырезал Святой основоположник Борис.
Голову Фёдора закрепили в деревянных тисках, повернули ручку, и голова оказалась зафиксированной в жёстком, причиняющем боль каркасе. Но всё же оставалась возможность скосить глаза. Он не ошибся. Это не игра света и тени на прекрасном лице воительницы.
«Почему монах говорил о ней как о мужчине?» – подумал Фёдор.
Чудо-ростра… Но ошибки не было: только что в отблесках масляной лампы женщина-воительница улыбнулась ему. И хоть виски сковала давящая боль, сомнений не оставалось. И никакие плохие вибрации здесь ни при чём. Это был нарочный. Посыльный князя-призрака. Такой же, как мамзель Несси.
5
Это случилось на самой границе Пестовского моря, когда до входа в канал оставалось совсем недалеко. Было принято решение воспользоваться быстроходной лодкой фаворитов луны и идти на вёслах. Спутником Фёдору был назначен один из адъютантов князя Суворова, самый рослый из них.
«Береги его, – велел Фёдору князь. – Им на воде оказаться совсем нелегко. Боязно там моим чудо-богатырям. Поэтому уж, милок, давай поскорее».
И видимо, чудо-богатырь, чувствуя дискомфорт от воды, взялся за дело с такой энергией, что в какой-то момент Фёдор подумал, не стоит ли ему перестать грести. Даже лодки Дмитровской водной полиции на электрическом ходу не показывали такой скорости.
«Где он захочет забрать её? – Фёдор смотрел, как по правому берегу туман всё более отступает от воды – обжитые земли Пирогова приближались. – Где Лабиринт нападёт на Еву?»
Тень появилась у северного берега. И, невзирая на огромную скорость, которую развила лодка, тень двигалась быстрее. «Мы её не интересуем. Она не нападёт. Не должна», – с надеждой подумал Фёдор, но всё же приготовил оружие. Он спрячет его перед самым каналом, обернув в несколько слоёв промасленной кожи. «Мы ушлые ребята, – похвалился ему Хома. – Под днищем правой лодки в плавающем киле тайник с секретом. Пазухи надёжные. Там искать не будут».
Но надежда не оправдалась. Тень, вспенивая воду, заходила вокруг лодки кругами. Фёдор вдруг почувствовал лёгкий холодок на затылке. Тот, кто сидел за ним, мощными гребками рассекая воду, тихонечко заскулил.
«Этого ещё не хватало, – колючий морозец всё ещё бежал по коже Фёдора. – Явиться в Пирогово с псом-оборотнем в одной лодке. Ты уж давай держись».
Жуткий комизм ситуации заставил его сдержать шальной смешок. Но, как и обещал Суворов, всё обошлось. Фёдор быстро обернулся: лицо «адъютанта» сделалось спокойным, лишь в краешке глаз всё ещё выцветал животный страх. Но им было чего бояться. С мамзель Несси не обошлось. И в следующий миг Фёдор понял, что атаки не избежать.
…Она проплыла совсем рядом; вынырнула и снова ушла в воду, показав почти всё тело, словно хвалясь им. Потом изогнулась, взяв лодку в полукольцо, начала подниматься под водой, и Фёдор увидел, какая она огромная. Он вспомнил, что её толстую шкуру не взяли пули, даже получив приличное ускорение; вблизи их убойная сила была меньше. Следовало стрелять по глазам, но они уже ушли высоко вверх, скрытые громадной рогатой головой. Фёдор подумал, что у него будет несколько мгновений, когда она, подобно змее, совершит бросок и её глаза станут открытой мишенью. Он взял оружие на изготовку.
Мамзель Несси заревела, широко раскрыв пасть, отвела голову назад до упора – она была готова к броску. Фёдор задержал дыхание и заставил себя не слышать тихого поскуливания, которое снова издавал его спутник. Она будет действовать молниеносно, в ближайшее мгновение Фёдору предстоит игра наперегонки с молнией…
Но чудовище вдруг покачнулось, дёрнув шеей, и агрессивно-предупреждающе зашипело, явно отвлекаясь, словно змея, которую ненароком побеспокоили; снова конвульсивно покачнулось. Совершило извивательное движение, как бы желая освободиться от чего-то, незримо накинутого на неё… Мамзель Несси недоумённо, будто под принуждением опустила голову вниз и ещё раз вся дёрнулась, явно не находя себе места. Звуки, производимые ею, были шипением, но всё более угнетённым, реакцией на непонятный раздражитель. Наконец рогатая голова мамзель Несси застыла над лодкой, пасть раскрылась ещё больше, и по горлу прошла волна глотательных движений. А потом Фёдор услышал…
Наверное, это был голос князя-призрака, только Фёдор не смог бы с уверенностью сказать, действительно ли он исходил из утробы водного чудовища или звучал только внутри его собственной головы.