Когда прощались, Морозов подал Степану револьвер:
— Возьмите на всякий случай. Поедете ночью — мало ли что… Да и вообще — штука полезная.
— Спасибо! Буду привыкать…
На улице было темно.
— Можно, Анна Васильевна, я возьму вас под руку? — смущенно спросил Степан.
— Да, конечно… я боюсь оступиться.
К площади, где стояли извозчики, шли неторопливо. Степан был счастлив, что, наконец, шел рядом с той девушкой, о которой когда-то грезил. Сердце вдруг заявило о себе. В голосе, во всех движениях его сквозила радость.
— Вы помните, Анна Васильевна, Орлов? Старые липы и обрыв над рекой?
— Да, да. Неужели это были вы? Такой юный, в вышитой рубашке?..
— Да… Мне хотелось с вами заговорить, но я боялся и не умел…
— Я учительствовала в селе Камешницком.
— Знаю, это недалеко…
— А когда меня везли жандармы — вы испугались?
— Нет! Я готов был гнаться за ними… Я потом искал вас в Вятке и здесь, в Нижнем… и вдруг увидел на суде, в Питере.
— Да, да. Я вас узнала… Меня же выпустили. Я жила в Петербурге… Потом поехала домой и оттуда — в Тверь.
— И были там?
— Нет. С двумя подругами под видом богомолок дошла пешком до Нижнего и поступила чернорабочей на завод.
— Зачем же так?
— Хотела узнать, как живут простые люди.
— Натерпелись, наверное?