— Возьми для памяти…
В декабре один из грамотных кружковцев, служивший в армии писарем, взялся размножить программу и, испросив отпуск, добросовестно трудился целую неделю.
Программа была переписана четким, разборчивым почерком. Халтурин и Обнорский стали готовить рабочие собрания на заводах, где предполагалось обсуждение.
Как-то поздно вечером к Степану заявился Обнорский.
— Степан, голубчик, есть неотложное дело.
— Я и без дела рад тебя видеть. Садись вот сюда, поближе к печке, а то холодно у меня. Чай будешь пить?
— Спасибо, ужинал, — Обнорский достал гребешок, расчесал сбившуюся под ветром бороду, подошел к печке.
— Ну что, Виктор?
— Помнишь, Степан, — грея о печку руки, начал Обнорский, — когда мы задумали с тобой создавать рабочую партию, у нас возник вопрос о газете?
— Как же не помнить? Без рабочей газеты нам невозможно. Вот сейчас махнули бы в ней Программу— сразу бы все рабочие узнали… А что, есть надежда на газету? Ты был у землевольцев?
— Был… Они наладили издание журнала «Земля и воля», и листовки, и воззвания печатают… Когда своя типография — все можно сделать.
— Значит, ты опять задумался о создании нашей собственной рабочей типографии?
— Да, Степан. Давно пора это сделать. Станок, который я приобрел, находится у надежных людей за границей и доставить его в Россию пока невозможно.
— Что же делать тогда?
— А вот что. Землевольцы мне дали один адресок в Москве. Можно приобрести и станок и шрифт. Я думаю туда съездить. В случае чего деньги достанем через них же.
— Выходит, мне без тебя придется проводить обсуждение Программы?
— Надо ехать срочно, иначе дело может сорваться. Поезд идет утром.
— Тогда вот что, Виктор. Ты возьми с собой Программу и обсуди ее с московскими рабочими — убьешь двух зайцев.
— Возьму. Я уже отложил три экземпляра, а это, — он достал из-за пазухи пакет, — тебе! Действуй, Степан. Действуй!
4