Охота на Лунина

– Не хотелось бы сильно затягивать. – Реваев задумчиво забарабанил пальцами по столу. – А что с его телефоном, пробовали отследить?

– Что его отслеживать, – состроив кислую физиономию, Изотов развел руками, давая понять москвичу, что столь примитивные способы решения проблемы они могли найти и без его участия, – Лунин свой телефон нам оставил. В квартире, на подоконнике. Мы запросили данные по номеру Липатовой, он отключился еще вчера вечером. Последняя геолокация как раз в районе ее дома.

– А тот телефон, что был у Лунина при задержании?

– Его он отключил примерно через двадцать минут после того, как бежал. Или выбросил. Во всяком случае, местоположение его определить невозможно. Мы прочесали тот квадрат, откуда был последний сигнал, но ничего не нашли, возможно, он выбросил телефон в реку.

– Ехал Грека через реку. – Реваев вновь выбил пальцами барабанную дробь по столу. – Подождите, вы мне сами рассказывали, что Лунин с кем-то разговаривал перед тем, как его задержали. Вы проверили входящие номера? С кем он общался? И где сейчас этот абонент?

– Проверили. Сим-карта явно зарегистрирована на постороннего человека, во всяком случае, это гражданин Киргизии, на котором висит еще куча номеров. Номер отключился примерно через пятнадцать минут после последнего разговора с Луниным, – Изотов вновь развел руками, на сей раз не столь демонстративно, – так что отследить его мы не можем.

Глава 14,

в которой человек превращается в черепаху, а затем, встретившись с орлом и коровой, возвращается в исходное состояние

Дождя не было уже давно – несколько недель, а может быть, даже месяцев. Точно черепаха сказать не могла, поскольку не вела счета жарким и сухим дням, чередуемым со столь же сухими, хотя и более прохладными ночами. Отсутствие дождя черепаху совсем не смущало. Она была уже немолода и прекрасно знала, что засуха, какой бы долгой и изнуряющей она ни была, непременно сменится сезоном дождей. Вначале с силой ударится о панцирь и разлетится во все стороны мелкими брызгами одинокая крупная капля. Через мгновение, может, чуть позже, почти в то же самое место упадет вторая. А дальше… дальше сосчитать их будет уже невозможно. Во-первых, черепаха не умела считать, а во-вторых, никаких капель больше не будет. Они сольются в одну шумную, бессмысленно гомонящую толпу, непрерывным потоком летящую с неба. И будет этот поток длиться не один и не два дня. Долго. Достаточно долго, чтобы черепаха могла напиться. Да что там черепаха, вся природа сможет утолить свою жажду и запастись водой впрок, до следующего сезона дождей.

Пока же следовало запастись терпением и продолжать путь. Терпения черепахе хватало. По сути, вся она и была терпение. Любой другой зверь при встрече с врагом выбирает один из двух имеющихся у него вариантов – бежать или сражаться. Сражаться за жизнь или бежать от смерти. Решение принимается за доли секунды, а дальше организм уже все делает фактически сам, без участия головного мозга. Черепаха же никогда не стоит перед подобным выбором, она не способна ни к сражению, ни к бегству. Она может только лежать, лежать, как каменный осколок, одним движением втянув под панцирь и голову, и все четыре лапы. Оказывается, в большинстве случаев этого вполне достаточно. Возможно, все дело в крепкой костяной броне, защищающей мягкое, почти беспомощное тело, но сама черепаха полагала, что все дело именно в терпении. Именно его и не хватает всем остальным, бегущим, сражающимся. Ведь если бы каждый в любой сложной ситуации поступал, как она: втягивал голову и замирал, – жизнь вокруг стала бы значительно спокойнее.

На пути черепахи лежала каменистая возвышенность, обойти которую не представлялось никакой возможности. Черепаха предполагала преодолеть препятствие до захода солнца. Остаток пути будет уже пролегать по равнине, да и пути-то этого останется всего ничего. Черепаха знала это точно, поскольку вот уже сорок лет из года в год совершала путешествие по этой тропе сперва в одну сторону, а затем, спустя несколько месяцев, обратно. Точного ответа, для чего она это делает, черепаха не знала, но, поскольку любопытство у нее было развито значительно меньше, чем терпение, то и подобных вопросов она себе тоже не задавала. Она всего лишь ползла вперед по выбранному ею, а быть может, самой природой, маршруту.

Ползти по камням было неудобно. Приходилось слишком высоко задирать одну переднюю лапу, затем другую, затем пытаться, цепляясь когтями за скальник, подтягивать все тело, одновременно силясь найти задними лапами новую опору. Эта часть пути всегда отнимала много сил, но другой дороги не было, и черепаха терпеливо ползла вперед. Вдруг небольшой камушек, служивший опорой левой задней лапе, покачнулся, а затем и вовсе каким-то непостижимым образом скользнул куда-то в сторону. Черепаха качнулась, пытаясь удержать равновесие. И не удержала.

Два часа спустя, предприняв очередную безуспешную попытку перевернуться на лапы, она впервые задумалась о том, что всякому терпению рано или поздно приходит конец, а еще через час поняла, что конец скоро придет ей самой. Эта мысль появилась у нее в голове в тот самый момент, когда черепаха заметила в бесконечно синем безоблачном небе маленькую черную точку. То, что эта точка на самом деле является большой и сильной, летящей очень высоко птицей, было понятно сразу. То, что эта птица заметила лежащую среди камней черепаху, стало ясно чуть позже, когда точка, описав в небе гигантский круг, начала снижаться, стремительно увеличиваясь в размерах.

Боевой орел, или же, как его называют знатоки латыни, Polemaetus bellicose, предпочитает, выследив добычу, обрушиться на нее с максимально большой высоты, подхватить своими мощными лапами, вооруженными огромными когтями, и, вновь поднявшись высоко в небо, сбросить жертву на землю, предоставляя ей на выбор два варианта расставания с жизнью – умереть еще в полете от ужаса либо разбиться, упав с огромной высоты на камни.

Черепаха закрыла глаза, приготовившись к первому и одновременно последнему полету в своей жизни, но, к ее немалому удивлению, если даже не сказать разочарованию, в воздух она так и не поднялась. Открыв глаза, черепаха увидела орла, сидящего на соседнем камне и бесцеремонно ее разглядывающего. Ну а какие тут церемонии могут быть, незлобиво подумала черепаха, с едой не церемонятся. Ее едят.

Словно поняв ее мысли, крылатый хищник наклонился вперед и клюнул черепаху в голову. Удар клювом получился не таким уж и сильным, как можно было ожидать от орла подобных размеров.

– Не так уж и больно, – удивленно и почти радостно произнесла черепаха, решив, что подобную процедуру она, пожалуй, сможет вытерпеть. Если, конечно, терпеть придется не очень долго. Хорошо бы все же, чтобы орел съел ее побыстрее.

– Не больно? – Орел возмущенно расправил крылья, демонстрируя всю красоту своего оперения, и вновь клюнул черепаху, уже сильнее. – А вот так? Так тоже не больно?

– Больно, – прошептал Лунин, открывая глаза.

– Ах, тебе больно! Это радует.